Вадим перевернул ее на спину. Она инстинктивно закрылась руками, но с легкостью позволила развести их в сторону. Он плеснул водки ей на живот, но растирать не стал, низко наклонил голову, губами коснулся пупка. Полина едва не засучила ногами от нетерпения.
— Ну, за нас! — сказал он и втянул в себя водку с ее живота.
Полина даже не дернулась, когда Вадим быстрым, напористым движением стащил с нее трусики. Она с жадностью обжала ногами его бока, когда он забрался на нее.
— Ты никогда об этом не пожалеешь, — сказал Вадим, вталкиваясь в течение новой жизни.
Сначала оно было спокойным, затем ускорилось, поднялась волна, река забурлила, где-то над ухом у Полины закричали чайки. Вадим управлял челном уверенно, крепко держал руль прямо по курсу и не свернул, когда в дно ударил тупой подводный камень, за ним второй, третий, толчок за толчком, как по стиральной доске. В борт угодила молния, чайки закричали еще громче. А потом тишина, солнце и покой. Рифы исчезли, руль был повернут набок.
Вадим тяжело дышал, обнимал ее.
— Сейчас бы закурить, — сказал он.
— Ты же не куришь, — пробормотала она.
— Варвара заставила бросить.
— И правильно.
— Что-то правильно, что-то нет. Зачем она с этим?.. — Вадим не стал продолжать, махнул рукой.
Он обнимал Полину, но как будто без души, думал о чем-то своем.
— С кем?
— Может, врет?.. Ты можешь соврать назло?
— Смотря в чем.
— У тебя с Мишей что-то было? Может, я тогда не вовремя зашел? Неправильно понял?
— Не было у нас ничего.
— Соврать можешь, — сказал Вадим. — Но не назло.
Полина вскочила, села, плечом прижалась к задней спинке кровати.
— Не было у нас ничего!
— Варвара говорит, что было.
— У Варвары язык без костей! — Полина мотнула головой до хруста в шейных позвонках.
— Вот и я думаю, что врет. Может, не спала она с этим мужланом? — с надеждой спросил Вадим.
Наконец-то Полина поняла, что у него болит. И еще она знала, чем его лечить. Но для этого ей нужно было заступиться за сестру.
— С Мишей? Нет, не спала она с ним.
— А мне сказала, что спала! — Вадим зло сжал кулак.
— Зачем? — спросила Полина и озадаченно посмотрела на него.
— Нравится он ей, — упавшим голосом сказал он. — Всегда нравился.
— Варвара может соврать назло.
— Вот и я думаю, что соврала.
— Соврала, — подтвердила Полина.
Она все поняла. Варвара наговорила мужу гадостей, хотела разозлить его и сделать ему больно, вот и приплела Мишу. Не суть важно, изменяла она или нет. Главное, что Вадима мучают сомнения. Это значит, что он любит Варвару, ревнует ее, когда-нибудь вернется к ней. И правильно сделает! Так ей, Полине, и надо!
Она поднялась, оделась, в калошах на босу ногу из теплого дома вышла в холод, но не замерзла, всего лишь остудилась. Ей нужно было успокоиться, осознать свое падение, приноровиться к новой жизни, научиться радоваться крошкам с чужого стола. Еще она не должна позволить этим крошкам засохнуть от тоски.
Полина заполнила водой котел и баки, затопила баньку, вернулась в дом, замесила тесто под пельмени, накрутила фарш. Ужин готов был к сроку, водочка под пельмени пошла с ветерком. Вадим накупался, напарился, добавил внутрь огонька, повеселел, перестал думать о Варваре.
Ночью он забрался к Полине под бочок. Отказывать она не стала. В этом уже не было никакого смысла.
Проснулась она рано, затопила печь, накормила собаку и птицу, выбрала из топки угли, поставила в жар горшок с пшеном, залитым молоком. Кашу можно было сварить и на газовой плите, но Вадим хотел, чтобы она протомилась в печи, а ради него Полина готова была и не на такие трудности. Она даже самовар на углях растопила. Вдруг Вадим проснется и захочет чайку?
Но Вадим не проснулся, а будить его Полина не стала. Она закутала кашу в старое покрывало, выкатила из амбара велосипед и отправилась в поселок. Всю дорогу в лицо ей сыпал мелкий снег. Начало ноября, морозы уже где-то рядом. Скоро земля станет белой, дороги заметет, завьюжит, о велосипеде придется забыть. До поселка всего полтора километра, на лыжах пятнадцать минут в спокойном темпе.
Амбулатория размещалась в деревянном доме со старой покосившейся крышей и новыми пластиковыми окнами. Сторож в штате не предусматривался, как и техничка. Полы мыла Полина, приходила пораньше и принималась за уборку. Девушка она шустрая, управлялась за двадцать минут в кабинетах хирурга и терапевта, процедурной, прививочной и, конечно же, в коридоре. А торопиться некуда, врачей нынче не будет. Терапевт был вчера, у хирурга прием завтра.
Работы на сегодня немного. Мария Михайловна прокапаться придет, дяде Савелию укол надо будет сделать, еще к Игорю Дмитриевичу на дом сходить. Анализы вчера пришли, надо бы отнести, поговорить, проконсультировать. Сам он уже давно не ходит, а дочери некогда. У нее на ферме дел непочатый край.
Полина управилась с уборкой, продезинфицировала кабинет, поставила чайник. А когда вода закипела, появился Миша и заполнил собой весь кабинет.
Полина окинула его оценивающим взглядом. Выбрит чисто, одеколоном пахнет, кепка новая, меховая, куртка с иголочки, нейлоновая, но с кожаными вставками. Уж не Варвара ли его облагодетельствовала?
— Чайку попьем? — спросил он, потирая руки.
Они у него крестьянские, мозолистые, заскорузлые, под ногтями грязь.
— Ты на прививку?
— Можно и на прививку.
— Тебе стерилизация показана. После двух уколов само все отсохнет.
— Да ладно тебе, — цокнув языком, сказал Миша. — Ты же сама была не против. А потом этот красавец появился. Зачем он на меня набросился? Нормально же все у нас было.
— Ненормально, — сказала Полина, но чаю Мише налила, стул поставила, вазу с печеньем пододвинула.
— А этот Гаврилов еще у тебя? — осторожно спросил он.
— И Гаврилова вчера была.
— Да, знаю.
— Ты с ней спал? — стараясь казаться невозмутимой, спросила Полина.
— Ну, было когда-то. В смысле, сейчас спал? — спохватился Миша.
Он еще не решил, правду сказать или солгать, но губы его уже растянулись в паскудной улыбке.
— Я тебе три укола сделаю, если соврешь, — и в шутку, и всерьез пригрозила Полина.
— Да нет, сейчас не спал. Она-то хотела, но мне ты нравишься. Нет, правда! — Миша посмотрел на нее глазами преданной собаки, но с человеческим лукавством в уголках рта.
Может, и нравилась ему Полина, но и от Варвары он не отказался бы, будь на то его воля.
