— Я скажу. Если смогу. — Миша лег на бок, закрыл глаза.
— Ну уж нет, ты от меня так просто не сбежишь! — заявила Полина, схватила Мишу за грудки, затащила в дом и уложила на кровать.
В нее действительно вселился дьявол. Иначе она просто не смогла бы оторвать эту тяжеленную тушу от земли. Но у нее все получилось.
Миша умирал. Полина должна была везти его в больницу. Но, во-первых, дорога долгая, во-вторых, она не хотела садиться в тюрьму из-за этого скота. Ей еще в Москву ехать, ребенка возвращать. За решетку сейчас никак нельзя попадать.
Пуля угодила в живот в районе селезенки. Задела она ее или нет, Полина сказать не могла. Ей надо было это выяснить.
Она раздела Мишу до пояса, осмотрела рану. Похоже было на то, что пуля ударилась в нижнее левое ребро, скользнула по нему и застряла где-то под ним. Чем скорее Полина ее вытащит, тем больше шансов будет у Миши.
Аптечка у нее была, в ней скальпель, пинцет, щипцы, из анестезии — только лидокаин, из антибиотиков — ампициллин. Она сделала укол, спиртом промыла инструменты, решительно расширила рану, глубоко залезла в нее. Миша застонал, открыл глаза. От боли он пришел в себя, дернулся, даже попытался схватить Полину за шею, но быстро сообразил, что она его спасает, а не убивает.
Полина почувствовала, как щипцы зацепили пулю, сжала их осторожно, но крепко и потихоньку потянула. При этом она почему-то подумала о пойманной рыбе, которая могла сорваться с крючка и упасть обратно в воду.
Но ничего подобного не случилось. Полина выковыряла из тела сплющенный кусочек свинца и бросила его в алюминиевую кружку, из которой Миша любил пить чай. Она обработала рану, зашила, перебинтовала и вколола антибиотик.
— А теперь можешь подыхать. Мне тебя не жалко, — сказала Полина, опускаясь в кресло, которое Миша сколачивал как трон для своей королевы.
— Извини. Я сразу должен был тебе сказать, — едва слышно проговорил он.
— Не надо ничего говорить. Я и так все поняла. Не было никакого Германа. Это Вадим его придумал, да?
— Он тоже хорош, — сказал Миша.
— А кто еще лучше?
— Хреново-то мне как, — пробормотал Миша и потерял сознание.
Он затих, но дышать не перестал, и сердце его продолжало биться. Полина уже и не знала, чем ему помочь. Если выживет, хорошо, если нет, то сам во всем виноват. Женщину можно поматросить и бросить, это не самый страшный грех. А Миша отобрал у Полины ребенка. Такое не прощается. Придется ей, хочет она того или нет, выкопать яму и похоронить его в ней как собаку.
Потом она отправится в Москву, за своим сыном, и пусть Вадим только попробует встать у нее на пути. Полина и родную сестру пристрелит, если надо будет. Никто не смеет забирать у матери ее ребенка!
Но Миша не умирал, а бросить его в доме одного Полина не могла. Постелить ему на полу она тоже не решилась. Миша, конечно, сволочь, но все-таки живая душа. Да и нельзя ей опускаться до его скотского уровня.
На полу она постелила себе, но только легла, как Миша пришел в себя. Его знобило, на лбу выступила испарина, он что-то бессвязно бормотал, просил пить. Полина ничем не могла ему помочь, да и не хотела. Однако она не отходила от него, и поила, и лоб вытирала.
К полуночи Миша успокоился, дыхание его выровнялось, пульс обрел стабильность. Полина продолжала сидеть на краю кровати, потом легла спиной к нему.
— Что-то хреново мне, — достаточно внятно сказал Миша.
— Сдохнешь — не заплачу.
Она так и лежала на боку, не в силах подняться.
— Чайку не сделаешь?
Полина усмехнулась, не зная, радоваться ей или огорчаться. Похоже, Мише полегчало. Так, глядишь, и на поправку дело пойдет. С одной стороны, это хорошо, с другой — он заслужил смерть.
— А «утку» тебе не подать? — спросила она, поднимаясь.
— Нет, «утку» не надо… — Миша замялся.
— А если подстрелить ее?
Не сжималось у нее сердце от чувства жалости к Мише, но как ни крути, а она ранила его, значит, должна была заботиться о нем.
Полина и оправиться ему помогла, и чаем напоила.
— Спи, козел! — чуть ли не ласково сказала она.
— Ну да, козел самый настоящий. Бес меня попутал.
— Не рассказывай ничего. Все и так ясно.
— Сестра твоя — сука редкостная.
— Это она тебя подговорила?
— Ты тогда спрашивала, было у нас что-то или нет. Было.
— Да?
— Приехала ко мне, забрала, в мотель отвезла. Давай, говорит, мужу мстить.
— Зачем ты это мне рассказываешь?
— А потом заявила, что тебе надо отомстить.
— И снова тебя трахнула, да? — съязвила Полина.
— Да нет. Убить тебя, говорит, надо. Я ее тогда чуть не задушил.
— Я уже почти в оргазме!
Полина сама себя не узнавала. Откуда это у нее столь дикое желание похабничать? Как будто она обезьяна какая-то, скрещенная с попугаем.
— Не веришь? — спросил Миша.
— Почему не задушил?
— Тогда я думал, что она шутит.
Полина кивнула, как будто соглашалась с ним. Варвара всегда недолюбливала ее, постоянно в чем-то обвиняла, придиралась, за маму взъелась, хотя Полина, в общем-то, не виновата была в ее смерти. Но дурной характер — это одно, а кровожадность — совсем другое. Не могла Варвара всерьез желать смерти родной сестре, даже из-за мужа.
— А она не шутила?
— Я же говорю, редкая сука. И с Антошкой там все не просто. Варвара просто хотела тебя убить. Вадим уговорил ее на розыгрыш. Я поддержал.
— Вы как с ней спите, сразу вдвоем или по очереди?
— Да я не сплю. В смысле, Вадим не знает. А если проведает, то могут возникнуть проблемы. Его я нисколько не боюсь, а вот Варвара какую-то власть надо мной имеет. Как и ты. Но с тобой мне гораздо лучше, чем с ней.
— Не знаешь, что выбрать? — осведомилась Полина и едко усмехнулась.
— Да нет, знаю. Я тебя выбрал.
— А почему тогда не признался?
— Я собирался.
— Стало быть, не выбрал. Значит, тебе нужно застрелиться. Помочь?
— Ну, если заслужил.
— Заслужил. Врешь мне тут, Вадима выгораживаешь. Варвара хотела меня убить, моя родная сестра.
— Она тебе не родная.
— Как это не родная?
— Твои родители ее удочерили.
Полина недоуменно глянула на Мишу, приложила ко лбу ладонь.
— Вроде сухо, — сказала она, немного подумала и заявила: — У тебя горячечный бред.
— Ну да, ситуация сама по себе бредовая, — сказал Миша. — Но у Варвары не может быть детей, а Вадим не способен ее бросить. С тобой попробовал жить, но не смог.
