Утром она с Антошкой в коляске отправилась в поселок, заглянула в часовенку, наставила свечек за упокой и за здравие, набрала в бутылочку святой воды. К тете Нелли Полина заглядывать не стала. Что-то не было особого желания видеться с родственниками. Никто из них не приезжал к ней в больницу, не проведывал, звонили только, приветы через Варвару слали.
Да, только одна Варвара и приезжала. Она же и помогала Полине.
Дома Полина обрызгала все углы святой водой, на ночь зажгла лампадку под образами, легла, вслушалась в тишину за дверью, да так и заснула.
А в полночь снова началось. За дверью послышался шум борьбы. Там кто-то громко застонал. Мама с возмущением позвала Полину и потребовала призвать смутьянов к тишине.
Полина разозлилась. Если Вадим и Миша хотят лишить ее душевного покоя, то зря стараются. Не боится она их. Если она смогла убить Мишу живого, то справится с ним и теперь, с мертвым. С этой мыслью Полина и заснула.
Утром она снова отправилась в поселок.
В часовне шла служба. Полина дождалась ее окончания, договорилась со священником.
Вечером отец Пантелеймон заглянул к ней в дом, прочел молитву, окропил комнаты святой водой, окурил ладаном, а на прощание посоветовал ей и Антошке принять святое причастие. Полина согласно кивнула. Да, она думала об этом.
Ночь прошла спокойно, Полина успокоилась, а утром к ней пожаловал дядя Леша. Он вроде бы улыбался ей, но смотрел строго, прямо как представитель закона за поднадзорным преступником. Как будто Полина освободилась условно-досрочно, а участковый пришел с проверкой.
Дядя Леша справился о ее здоровье и настроении, а потом как бы невзначай завел речь о священнике. Зачем приходил отец Пантелеймон, что за призраки ее беспокоят, как самочувствие, может, жалобы какие есть?
— Да нормально у меня все. Не беспокоит уже никто, — отвечала Полина.
— Молитва помогла?
— Молитва.
— Это да. Молитва душу успокаивает, — сказал Хворостов. — А душа успокоится, и призраки уйдут.
— Да, так оно и есть, — не стала спорить Полина.
— Не так-то просто человека убить.
— Я не убивала, а защищалась.
— Да кто же спорит. Искромсала всего.
— Что значит искромсала? — спросила Полина и нахмурилась.
Да, она истыкала Мишу топором, но для него это были комариные укусы. А если дядя Леша попрекать ее вдруг вздумал, то пусть проваливает отсюда. Пока она его самого не искромсала.
— А ты чего так нахохлилась? — Хворостов с подозрением посмотрел на нее.
— Чего я нахохлилась?
— Как будто на меня наброситься собралась.
— С чего бы это? Ты меня в погребе не закрывал, Вадима не убивал.
— Ну да, с Вадимом у вас роман был.
— А это уже не твое дело, дядя Леша! — отрезала она.
Хворостов покачал головой, с укором посмотрел на нее и сказал:
— Вот смотрю на тебя, Полина, и не узнаю. Резкая ты стала, взрывная.
— Не оттаяла еще от ледника.
— Да уж, если бы я знал, что ты там…
— Не знал. Потому что не приходил. А сейчас пришел. Сплетни уже по деревне пошли, да?
— Деревня есть деревня.
— Скажи своей деревне, что со мной все в порядке. Я не хотела убивать Мишу. Так что пусть народ не треплется попусту. Хотя о чем это я?
— Успокоиться тебе надо, Полина. А то и до нервного срыва недалеко.
— Это ты о чем, дядя Леша? — осведомилась она.
— Да я ружье тебе хотел вернуть отцовское. Одна, как-никак, живешь. Мало ли кто тут окрест шастает. Однако не отдам. Слишком уж нервная ты, — проговорил Хворостов и отрицательно покачал головой.
— Успокоюсь я, — глянув на него исподлобья, заявила Полина. — Шелковой стану.
Она готова была ужом извиваться, чтобы никто не усомнился в ее материнской состоятельности.
— Давай-давай. Может, чем по хозяйству помочь надо?
Полина хотела ответить, но слезы вдруг покатились из ее глаз.
— Чего ты? — спросил участковый и нахмурился.
— Да Мишу вспомнила. — Полина повела головой в сторону огорода. — Он тут осенью на тракторе рассекал.
Ей надо было еще тогда ответить на ухаживания Миши. В этом случае Вадим не ворвался бы в ее жизнь, Варвара не заморочила бы Мише голову, не завертелась бы вся эта кровавая карусель. Главное, совесть Полины была бы сейчас чиста. А то руки у нее по самую душу в крови.
— Да уж. Нормальный мужик был. Что за вожжа ему под хвост попала? Ладно, пойду я.
Дядя Леша ушел, а Полина занялась своими делами. На ночь она искупала сына, помылась сама, чистая и напаренная легла спать.
А ночью за окном затарахтел трактор. Как будто Миша взялся перепахать весь огород, хотел спрятать в землю свой грех перед Полиной.
Никакого трактора за окном не было. Тарахтенье быстро заглохло. Но мама все же позвала Полину, как будто хотела отругать ее за ночной переполох. А на диване засмеялся Вадим.
Полина с головой залезла под одеяло, но этого ей показалось мало. Она добавила сверху подушку и все равно услышала, как Вадим поднялся с дивана.
«Вадим!» — Это был голос мамы.
Она обращалась к нему спокойно, почти ласково, как-никак зять, муж горячо любимой дочери. Это Полина росла как падчерица.
«Да, мама», — донеслось откуда-то издалека.
Полина пожала плечами. Может, это в голове у нее перекликаются голоса?
Тут в кроватке заплакал потревоженный Антошка. Голос отца напугал его или разбудил в нем не столь уж давние воспоминания. Вадим любил своего сына, наверняка носил его на руках, игрался с ним. Взрослым людям только кажется, что младенцы ничего не помнят.
Полина уняла сына, легла спать. Успокоился и дом.
Но следующей ночью все повторилось. Вадим и мама перебрасывались короткими односложными фразами. Скрипел диван. Слышно было, как по дому кто-то ходит. В полночь громко застонал Миша. Антошка опять проснулся и заплакал.
Полина не знала, что делать. Священник не помог. Может, ей нужно к психиатру? Но тогда ее признают невменяемой.
Определить состояние своего психического здоровья Полина могла и сама.
Она взяла с собой Антошку, отправилась к тете Нелли, рассказала ей все как есть и попросилась на ночлег. Если ночные голоса и звуки жили только в ее голове, то слышать она будет их везде.
Тетушка разволновалась. Вдруг неупокоенные души переметнутся к ней в дом? Но отказать Полине она не решилась и чуть ли не всю ночь заглядывала к ней в комнатку.
Но голосов не было, Полину никто не беспокоил. Следующая ночь тоже прошла без призраков.