Перехватывая руками в толстых неопреновых перчатках перекладины стального трапа, Юра вниз головой сполз вниз. Вот он, седьмой отсек. Электродвигатели, щиты управления по обоим бортам – при прикосновении рукой к одному из них с поверхности поднялся столбик взвеси, в проведенной пальцем полосе блеснуло стекло амперметра – двухъярусные железные койки матросов, у самой кормы – тубы двух торпедных аппаратов… Как всегда на затонувших судах, глазам потребовалось какое-то время, чтобы совместить увиденную картину с той, что осталась в памяти после изучения фотографий. Точно забрался на мрачный чердак со сваленной там мебелью, на которую осел слой многовековой пыли, и пытаешься представить, как все это когда-то выглядело в гостиной дома, полного огней и жизни.
Хотя Юра старался двигаться с максимальной осторожностью, отсек практически мгновенно наполнился мириадами крошечных частиц взвеси, сквозь которые с трудом пробивался луч фонаря. Рука наткнулась на черный кожаный башмак – из него торчала какая-то серая палка. Ну конечно же, кость. А чего ты ожидал, забравшись внутрь стального склепа? Он начал задыхаться. Скорее наверх! Разворачиваясь в отсеке, Юра уперся рукой в нижнюю койку, перчатка сначала провалилась в какую-то труху, затем пальцы нащупали угол твердого предмета. Кажется, книга. Схватив ее, Юра выдавился наружу через тот же аварийный люк. Фонарь болтался на ремешке, пристегнутом к запястью, в глазах потемнело. Только бы не раскрыть рот! Еще секунда – и организм откажется ему подчиниться, он вдохнет воду, тогда конец. Вероятно, Юра все же на мгновение потерял сознание, а опомнился, когда вдруг почувствовал, что дышит. Неужели такое возможно под водой? Или он уже на том свете? Нет, просто Степка сунул ему в рот мундштук акваланга, и часы жизни, остановившиеся было, снова пошли своим ходом.
Степка поднес ему к глазам запястье с дайверскими часами. Выкинул четыре пальца, затем показал большой палец – мол, класс, продержался без воздуха четыре минуты.
Благодаря небольшой глубине, на которой лежала субмарина, они могли позволить себе оставаться возле нее еще около получаса, хотя Юра после своей четырехминутной экскурсии в седьмой отсек охотнее всего оказался бы сейчас на борту «Ориона». Он замерз, мрак снова начал сдавливать сердце своими мягкими тисками, а там ждали свет, теплая одежда и горячий кофе. Нет, наверх нельзя. Ведь основная задача экспедиции все еще не была выполнена. Им пока не удалось найти дополнительных свидетельств того, что на дне покоилась именно С-28. На этот раз настала очередь Степки выполнять смертельный трюк. Люк в Центральный пост был открыт, но вход туда затруднял кусок трала, обмотавшийся вокруг перископа и антенны радиостанции. Степка показал рукой в вырезанный автогеном проем в борту лодки – он пойдет «через служебный вход», подготовленный их неизвестными предшественниками. Когда-то заплыть в эту «дверь» не представляло труда, но за прошедшие годы к ней намыло горы песка, в остававшийся свободным лаз едва можно было протиснуться. Приятель повторил ту же процедуру, что и Юра несколько минут назад: отстегнул акваланг, передал его в руки Юре и, жадно приложившись в последний раз к мундштуку воздушного шланга, двинулся покорять подводную дюну. Угрем проскользнув в щель между верхней частью выреза и песчаной горой, он проник в Центральный пост. Свет его фонаря исчез.
Для того, кто ждет, время всегда замедляет ход. Если бы не часы, показывавшие, что не прошло и трех минут с того момента, как Степка забрался в подлодку, Юра был бы уверен, что напарник отсутствует по меньшей мере полчаса. Наконец в проеме у Центрального поста снова мелькнул луч Степкиного фонаря, а через мгновение показался и он сам. Протянув из песчаного бастиона руку, передал Юре свою добычу, упрятанную в мелкоячеистую сетку, какие дайверы обычно крепят на поясе. Затем и сам выбрался наружу, выхватил протянутый ему мундштук акваланга, начал заглатывать воздух.
Облачившись в снаряжение, показал жестом, что можно идти наверх. «Допрос» субмарины закончился – по крайней мере, на сегодня.
Балтика встретила сильным ветром, с гребней полутораметровых волн, освещенных огнями «Ориона», срывалась пена и уносилась вдаль. Начинался обещанный шторм. Юру и Степку едва не вплющило в борт, точно насекомых в ветровое стекло машины, когда они попытались, обогнув судно, добраться до кормы и опущенной с нее площадки-подъемника. Если у альпинистов спуск из-за кажущейся легкости, усыпляющей бдительность, считается более рискованным занятием, чем подъем, то у дайверов – все наоборот. Наконец, со второй попытки, подойдя к корме «Ориона» по большой дуге с подветренной стороны, кое-как забрались на борт.
Полчаса спустя, в свитерах и зимних куртках, с чашками кофе, в которых бунтовала горячая мини-Балтика, приятели сидели в кают-компании. На столе лежала добыча – книга из седьмого отсека, патефонная пластинка и газетная вырезка. Последние два экспоната выудил Степка.
Книга превратилась в мокрый кирпич, листы спрессовались и слиплись, обложка отвалилась, но передняя страница сохранилась неплохо. На ней значилось: И. Ильф, Е. Петров. «Двенадцать стульев». Издательство «Земля и Фабрика», Москва-Ленинград. 1928 год. Наискосок шла бледная надпись от руки, сделанная красным карандашом: «Полноправному наследнику Великого комбинатора командиру БЧ-1 старшему лейтенанту Сергею Агафьеву от участников организованного им подводного шахматного турнира на С-27». Ниже была указана дата – 30.05.1941 – и расплывалось темное пятно, вероятно, от давно растворившихся в воде чернильных подписей шахматистов.
«Двенадцать стульев» была одной из любимых книг Юры, он так сжился с ее героями, что они казались ему современниками. Находка настолько не совмещалась в сознании с далекой войной, которая стояла в одном ряду с крестовыми походами, восстанием Спартака и другими событиями из учебника истории, что представлялась случайно оказавшейся на борту ржавого древнего склепа. Если бы он сам не подобрал книгу с койки, легче было бы представить, что она совсем недавно упала с борта проходившего над лодкой круизника и провалилась в открытый кормовой люк. Может быть, этот изобретательный старший лейтенант Агафьев, который, судя по надписи, сам не умел играть в шахматы, и есть та кость в ботинке, на которую наткнулся Юра? Его передернуло. Да нет, вряд ли. Командир БЧ-1 – это штурман, его место – на Центральном посту. Наверно, просто дал кому-то из команды почитать.
– Что с тобой, эта книга неприятна? – Лена положила горячую ладонь на руку Юре. – Гюнтер ведь говорит, что это такой веселый юмористический роман, ничего особенного. Конечно, странно. Я тоже удивилась. Думала, что коммунисты тогда читали только Маркса, Ленина, Сталина и тому подобную пропагандистскую литературу.
– Как это «ничего особенного»? Это очень полезное произведение, – вдруг возмутился Сорен Морель. – Когда я учился в школе военных переводчиков в Упсале, «Двенадцать стульев» входили в список факультативной литературы, мы изучали по этой книге устройство советского общества. Наш преподаватель по технике ведения допроса часто зачитывал из нее абзацы, касающиеся установления доверительных отношений с объектом получения информации. Там главный герой умело находит общий язык с представителями разных слоев общества, и с участниками буржуазного сопротивления, и с наивной женщиной, у которой он хочет украсть стул. Сара, знаешь, – Сорен, понизив голос, наклонился к жене – я наконец решился открыть тебе страшную тайну. Я женился на тебе, как этот… Остап Бендер на своей мещанке. Мне ужасно захотелось завладеть твоей подзорной трубой XVIII века. И вот она здесь, всегда со мной!
