В заметке от 10 июня 1944 года под заглавием «Политическая расправа или любовная драма?» сообщалось, что начался суд над лейтенантом Гуревичем, который ночью в бараке напал с молотком на спящего Никифорова, успев нанести тому один удар. Сосед Никифорова по нарам Николай Матвеев сумел вовремя обезвредить нападавшего. Врачи спасли жизнь Никифорова, который утверждает, что Гуревич действовал по заданию советских властей и что год назад уже предпринималась попытка покушения на его жизнь, когда кто-то скатил на него штабель дров на лесоповале. По мнению Никифорова, ему мстили за агитацию среди соотечественников в пользу невозвращения в Советский Союз. Гуревич сообщил суду, что действовал исключительно под влиянием ревности, поскольку оба они ухаживали за сотрудницей «Красного Креста», работавшей в лагере.
В октябре 1944 года «Эскильстуна Курирен» проинформировала читателей, что в связи с выходом из войны Финляндии появилась возможность отправки на родину советских граждан, интернированных в шведских лагерях. В числе отбывающих на родину – лейтенант Гуревич, обвинявшийся в покушении на жизнь матроса Антона Никифорова. Дело в отношении Гуревича, как и других советских граждан, совершивших правонарушения на территории Швеции, прекращено согласно договоренности шведского и советского правительств.
Когда Юра выбрался наружу, в запах промытой дождем цветущей сирени, его замутило, то ли от духоты подвала Королевской библиотеки, то ли от новой информации о деде, которая никак не укладывалась в голове. Значит, героический старший лейтенант Александр Берг не погиб на войне, а преспокойно отсиживался в нейтральной Швеции в качестве матроса Антона Никифорова. Но зачем этот маскарад? Ай да дед! Его жена всю жизнь вахту верности несла, в зоне из-за него побывала, а он в Швеции решил остаться из-за какой-то медсестрички… Предатель! Юру охватила злость – он ведь трепетал, как девчонка, когда лез в подлодку, к дедовым косточкам.
Только представить, что он привозит бабке вместо мешочка драгоценного песка с подводной могилы фотографию ухоженного старика с голливудским оскалом вставных зубов, в окружении его шведских детей и внуков!
Теперь Юре было уже наплевать на С-28, ему хотелось схватить деда за лацканы синего клубного пиджака с золотыми пуговицами (он почему-то именно таким видел нынешнего Александра Берга – белые штаны, очки в золотой оправе, синий пиджак – богатый яхтсмен на заслуженном отдыхе) и задать ему один-единственный вопрос: «Как ты мог?». Собственно, если разобраться, сам поступок деда не вызывал у Юры возмущения – война, бабкина молодость – все это было абстракцией, подвернувшейся на глаза старой газетной страницей, обнаруженной на дне ящика письменного стола из комиссионки, но вот дубина, в которую бабка превратила память о своем безупречном муже, пропавшем на войне, была реальной, и пользовалась она ею, сколько он себя помнил. Теперь выяснилось, что и он, и мать страдали совершенно напрасно, и дед должен был за это ответить.
Значит, путь лежал к бывшему матросу Николаю Матвееву. Только бы он был жив! В том, что сам дед еще топчет землю, Юра не сомневался. Как же, помним, спортсмен, не пил, не курил, Финский залив от Стрельны до Кронштадта переплывал!
Степка остался тренировать новый трюк с Мадонной, хотел научить ее считать хотя бы до пяти – он почему-то был уверен, что сможет поднять интеллект своего брандспойта в камуфляже до уровня Каа, – а Юра с Леной, выслушав Степкину инструкцию по эксплуатации его «Вольво» (дверь водителя снаружи не открывается, задним ходом лучше не пользоваться, а на скорости чуть ведет вправо – передние покрышки разные), двинули в Эскильстуну, где по адресу: Альва Мюрдалс, 5, согласно шведской справочной службе «Эниро» проживал Николай Матвеев.
Лена накануне выяснила, под видом телефонной продавщицы пищевой добавки «Омега-3» (она вставила в мобильник новый чип, опасаясь прослушки), что старик был жив и сохранил ясное сознание. По крайней мере, он послал ее куда подальше уже через минуту разговора, сообщив хриплым прокуренным голосом, что помрет в свое время и без посторонней помощи.
Вот и дом, в котором может все начаться и закончиться. Шведская «хрущевка», скрывающая свое убожество под слоем аккуратной бежевой краски. Легенда выглядела следующим образом: они – студенты-историки, занимаются лагерями интернированных, были в Бюринге, а теперь по пути домой решили заехать к одному из его бывших обитателей. Имя и адрес нашли в Интернете. Пытались предварительно позвонить, но никто не ответил.
– Человеку всегда труднее сказать «нет» на пороге собственного жилища, чем по телефону. Книга «Продать можно все» Марка Дугласа, страница 142, – теоретически обосновала тактику раскалывания старика на информацию Лена. В своей Кируне она, оказывается, посещала какие-то курсы маркетинга.
Желтая фанерная дверь. Табличка «Никакой рекламы». Красная тревожная кнопка звонка – как сигнал в прошлое. Юра почувствовал, что его ладонь вспотела. За три часа пути от Стокгольма он столько себе нафантазировал об этой встрече, что готов был увидеть скелет в краснофлотских лохмотьях, прячущийся от мира в склепе своей квартиры. Вместо этого на пороге материлизовался поджарый коротышка в синих трениках «Адидас» и футболке «Гран-Канария», лысина в россыпи коричневых пигментных пятен бликовала от люминесцентной лампы на площадке. Из ушей торчали кустики седых волос.
– Наконец-то! Проходите, у меня документы готовы. Только фотографироваться я не стану. Мы договорились, что все будет анонимно, – старик ткнул в болтавшийся на уровне живота Лены «Никон», взятый ею для маскировки.
На взгляд Юры, бывший краснофлотец, хранивший, как черепаха Тортилла, золотой ключик к тайной комнате, был неприлично суетлив и мелок для возложенной на него исторической миссии.
Когда выяснилось, что Матвеев ждал корреспондентов местной газеты, в которую он накатал телегу по поводу «мафии», заправляющей его садовым товариществом, врать про студентов-историков не понадобилось. Гости уже внедрились в гостиную и пили приготовленный для них кофе. Книга «Продать можно все» утверждала, что потенциальный покупатель, допустивший такую оплошность, уже наполовину проиграл сражение.
– Я – внук старшего лейтенанта Александра Берга. Вы его знали по лагерю под именем матроса Антона Никифорова, – ляпнул, точно бросился с обрыва в воду, Юра, и удар Лены ногой под столом запоздал на долю секунды.
Матвеев, выслушав это признание, молча встал и вышел из комнаты. Круглые электронные часы над дверью отщелкивали бесконечные минуты – он все не появлялся, точно забыл о гостях. Лена, скрипнув стулом, сменила позицию, села, полуотвернувшись от Юры. Маленькая ракушка ее уха пылала от гнева.
Дело сделано, и будь что будет. Юра с удивлением обнаружил, что совершенно успокоился, как человек, годами доказывавший свою невиновность и вдруг обнаруживший, что все аргументы исчерпаны и судья готовится зачитать приговор. От нечего делать он принялся разглядывать гостиную. Мебель из ИКЕА. Минимализм тридцатилетней давности. В книжном шкафу – экспозиция блеклых цветных фотографий 70-х годов: еще не старый хозяин квартиры с какой-то женщиной на фоне разных коллизеев и эйфелевых башен. «Поездил краснофлотец по миру, когда дома и в Болгарию не пускали и печать была черно-белая», – подумал с неожиданной обидой.
