Он мигнул бармену, тот налил ему стакан воды.
– Спасибо, что согласились приехать ко мне на Лонго. Везунчики, добрались без приключений, – Будман поднял стакан, приветствуя экипаж «Ориона». – Я сам, когда еще учился в Высшей торговой школе, трижды пытался сюда на яхте доплыть, да все что-то мешало. То парус сорвало, то на мель наскочили. Однажды с другим судном столкнулись. Просто роковой остров. Это был конечный пункт нашей институтской регаты, всем, кто сюда доходил, давали футболки с изображением навигационного знака. Я ни одной так и не получил. Сколько лет прошло, а нет-нет, да и вспоминал об этом острове как о своем личном враге. В результате я его купил и построил это уродство, – он обвел рукой свои владения. – Мне тогда было едва за тридцать, самоутверждался как только мог, выходил из тени отца. Он хотел, чтобы я стал банкиром, продолжил его дело, а я занялся разработкой навигационного оборудования. Корпорация «Навигатор» – результат моих институтских провалов под парусом.
Его ироничный отрывистый смех прозвучал одиноко, как бой часов в старом покинутом доме. Обаятельный хозяин, откровенничая, пытался создать атмосферу доверительности, осторожно подходя к цели приглашения. Юре он казался акулой, неторопливо нарезающей круги вокруг жертвы, прежде чем пойти на нее в стремительную атаку.
– Я понимаю, вам не терпится узнать, зачем я попросил вас о встрече, но ее успех зависит от того, поймем ли мы друг друга. Поэтому потерпите еще немного, пока я буду рассказывать. Сейчас я хочу показать вам свою маленькую картинную галерею. Прошу, – Будман сделал приглашающий жест рукой к лифту.
Они спустились в подземное помещение площадью около пятидесяти метров. Приглушенный ровный свет заполнял все пространство, точно комнату обволакивала белая ночь. У стены стояло единственное кресло, напротив висели пять картин, представлявших собой буйство плоти и обжорства.
– Рубенс, – пояснил Будман. – Когда у меня около года назад обнаружили рак, я украсил эту свою маленькую молельню Босхом и Брейгелем-младшим, они подпитывали мою депрессию, в обличье которой выступала надежда на выздоровление. А две недели назад стало ясно, что в мир живых мне возврата нет, и я стал смотреть на него жадными глазами гостя, который хочет запомнить его рубенсовским, полным грубой животной силы и великолепия.
Опустившись в кресло, он закрыл глаза, точно собираясь с силами, затем продолжил:
– Мой отец собирал живопись с начала 20-х годов, наверно, вы слышали, основу коллекции создала локомотивная сделка с большевиками. Три года назад он умер, завещав свое собрание Национальному музею в Стокгольме. Это почти сотня первоклассных работ знаменитых западноевропейских художников XVI-XVIII веков. Рафаэль, Караваджо, Ван Дейк, Рембрант… У меня с ним было мало общего, в молодости я не понимал его страсть к коллекционированию, а потом и сам заразился. Мой вклад скромнее, два десятка полотен, хотя их уровень ничуть не уступает отцовским картинам. Эти Рубенсы – мое приобретение. Мне осталось от силы несколько месяцев, при условии что я продолжу пытки химиотерапией. Переговоры с Национальным музеем практически завершены. До последнего времени они хотели растворить наш дар в своем собрании, но когда я пригрозил, что в таком случае мне придется открыть частный музей Будмана, согласились выделить несколько залов специально для нашей коллекции. Возможно, глупое тщеславие, но мне будет легче уйти на тот свет, зная, что у меня есть свой уголок в Национальном музее. Церемония передачи намечена на сентябрь, до этого будет проведена экспертиза нашей коллекции. И тут возникает проблема. Дело в том, что 30 картин из собрания моего отца имеют дубликаты. И находятся они на борту подводной лодки, на поиски которой вы направляетесь. Вы понимаете, что произойдет, если это станет известно. Под подозрением окажется вся коллекция, никакие экспертизы не помогут. Национальный музей, скорее всего, откажется от дара, потеряет смысл и открытие частного музея Будмана. Его репутация будет подорвана. Более того, даже если я заранее выйду из соглашения с Национальным музеем, завещание отца в принципе дает мне возможность лавировать в этом отношении, то не смогу осуществить главное свое намерение на этом свете. Нобель уже доказал на своем примере, какой может быть самая умная посмертная инвестиция предпринимателя. Я, конечно, не Нобель, но, как и он, создал бизнес на основе собственных изобретений. Самое известное из них, мой вариант нобелевского динамита – система компьютерного распознавания речи. В общем, у меня есть предпосылки для учреждения премии, которую станут уважать. Это будет «нобелевка» в сфере электроники с ежегодным призовым фондом в один миллион долларов. Но если за мной в могилу потянется шлейф скандала с картинами, премия Будмана будет дискредитирована. С тем же успехом мог попытаться оставить о себе память какой-нибудь Аль Капоне.
– Так значит, там не золото! – воскликнул Степка с отчаянием ребенка, которого проволокли мимо игрушечного магазина.
– Подождите, откуда вам известны наши намерения? – настороженно спросил Сорен Морель, которого, казалось, ничуть не тронул рассказ Будмана-младшего.
– И золото тоже. Как же без него в таких историях, – Будман понимающе улыбнулся Степке. – Вы все узнаете, только теперь поднимемся наверх из этого подземелья. Неловко, что я один сижу, а вы стоите. Кроме того, система климат-контроля не рассчитана на длительное пребывание здесь нескольких человек.
Они вернулись на террасу.
– Вообще-то я не люблю драматические эффекты, но сейчас без них не обойтись, поскольку все приходится делать быстро, – хозяин дома развел руками с извиняющимся жестом. Рукав белой майки при этом задрался, обнажив внутренний сгиб руки с пластырем на вене – печатью пребывания в больнице. – Военные могут нас опередить. В местной газете в Нюнесхамне появилась любопытная информация, – Будман вытащил из ящика стола вырезку и стал зачитывать вслух. – С 28 мая в течение недели в районе Ландсорта пройдут учения ВМС Швеции по разминированию с участием тральщиков «Кустер» и «Куллен», а также спасательного судна «Беллос». По сообщению командования морских сил Восточного побережья, операция связана с обнаружением в последнее время в данном районе плавающих мин периода двух мировых войн, представляющих угрозу мореплаванию.
Голос хозяина наполнился едва заметными издевательскими нотками.
– Глупость, – резюмировал он, убирая заметку назад в ящик. – Я проконсультировался у специалистов, там никогда не было минных постановок. Кроме того, совсем непонятно участие «Беллоса», предназначенного для поиска и спасения подводных лодок. Вот если нужно что-то найти на дне и поднять – для этого он в самый раз. Скорее всего, властям стало известно то же, что и мне, подлодка с грузом лежит у Ландсорта, и они собираются побывать на ней первыми. Поэтому, как я уже сказал, приходится торопиться и прибегать к театральщине. Лена, тебя ждет приятный сюрприз. Твой отец жив и он здесь. Он был вынужден на время исчезнуть и обратился ко мне за помощью. Наши интересы в этом деле совпали.
Будман, обернувшись к одной из стеклянных матовых дверей, которые вели с террасы в глубину дома, кивнул. Та отворилась, и очередной «братушка» вкатил на кресле-каталке Стига Стремстада собственной персоной.
