Мария осторожно наклонилась ко лбу Николь. Поцеловала ее – кожа у нее такая нежная и мягкая от мыла и крема. Пахнет жизнью и будущим. Марии хотелось не отрывать губ и наслаждаться надеждой на то, что все опять будет хорошо.
Обязательно будет. Она решила. Она перестроит свою жизнь. Поменяет работу и будет проводить дома больше времени. Не только ради Николь. Ради самой себя. Когда появилась Николь, она не была готова к ребенку и пыталась справляться с работой, всерьез интересуясь развивающимися странами, и разбираться с запутанными личными отношениями, будучи матерью-одиночкой. Она не считала, что была плохой матерью, отнюдь, но могла бы заниматься дочерью гораздо больше. По-другому расставить приоритеты.
Теперь она так и поступит.
Возможно, частью будущего станет Себастиан. Он не такой, как другие мужчины, которые ей встречались. Он серьезный. Порядочный. И, пожалуй, самое главное – честный.
Он потрясающе заботится о Николь. Никто из ее прежних молодых людей не проявлял к ее дочери такой любви. К такому трудно оставаться равнодушной. Конечно, он немного старше, но он обладает мужской притягательностью, он умный и веселый. Кроме того, она ему доверяет. Когда они впервые встретились, она буквально погибала, а он оказался невероятной поддержкой. Но он даже не попытался воспользоваться ситуацией. Тем не менее, они сблизились. Начали прикасаться друг к другу.
Удерживать руку. Иногда поглаживать друг друга. Иногда обниматься.
Ей это нравилось. Она чувствовала, что может пойти дальше. Она улыбнулась про себя. А вдруг из этой трагедии сможет произрасти нечто постоянное и хорошее?
Вовсе не исключено. Ей надоело быть одной и бегать за сложными, нечестными и легкомысленными мужчинами. Чаще всего женатыми, в результате чего ей, в конце концов, приходилось ставить вопрос ребром, и всегда оказывалось, что выбирали не ее. С Себастианом все было по-другому. У него всегда находилось время, и он почти ничего не требовал. Она давно ни с кем не чувствовала себя так надежно.
Давно никому так не доверяла.
Она надела на Николь тренировочные брючки и голубую футболку. Можно надеяться, что скоро появится Себастиан с новой одеждой.
Она отнесла влажные банные полотенца в ванную и развесила их. Тут раздался звонок в дверь. Мария оцепенела. У Себастиана есть ключи, и он обычно не звонит. Просто заходит в квартиру и кричит.
Ключа в замке не слышно. Звонок прозвучал снова. Мария почувствовала, как у нее учащается пульс, хотя она понимала, что никакой опасности, вероятно, нет. Франк Хеден мертв. Угроза дочери больше не существует.
Сделав глубокий вдох, она подкралась к двери и посмотрела в глазок.
За дверью стояла Ванья, коллега Себастиана.
Мария открыла. Постаралась принять радостный вид, хотя считала, что при последней встрече Ванья вела себя странно.
– Здравствуйте, – кивнув, поздоровалась Ванья.
– Себастиана нет дома, – сообщила в ответ на приветствие Мария.
– Ничего страшного, – сказала Ванья. – Я, собственно, хотела поговорить с вами.
Мария посмотрела на Ванью с удивлением.
– Со мной? Почему?
– Если не возражаете.
Мария кивнула и впустила ее. Закрыла дверь. Некоторое время они смотрели друг на друга.
– Даже не знаю, с чего начать, – проговорила Ванья.
Торкель подъехал к тротуару и заглушил мотор.
Он наклонился вперед и посмотрел на хорошо знакомый фасад. Может, это плохая идея? Наверное. Чего он, собственно, ожидает от визита? Он покосился на пакет с двумя порциями суши, стоящий на пассажирском сиденье. Лучше съесть одну порцию в офисе, а вторую приберечь или выкинуть? Но нет, он пожалеет, если откажется от этого. В каком-то смысле он держал этот визит в голове со вчерашнего вечера, после расставания со старшей дочерью.
Элин теперь ходила в школу в пригородном районе Юханнесхов. Изучала ресторанное дело и кулинарию в стокгольмской школе, готовившей персонал для ресторанов и гостиниц. Она решила стать поваром. Или, по правде говоря, за нее это решила ее прошлая школа. Элин начала учиться в гимназии Йона Бауэра, нацелившись на «что-нибудь в сфере туризма», но весь концерн обанкротился. Почти сразу закрылось 36 школ, и около 11000 учеников оказались вынуждены искать новые места учебы. Школа по подготовке персонала для гостиниц и ресторанов сделала широкий жест ради решения ситуации с учебными местами и приняла к себе довольно многих из закрывшейся школы Элин, но Элин попала не на направление «гостиницы и туризм», как она надеялась, а на «ресторанное дело и кулинарию». Правда, по словам Ивонн, Элин никогда не проявляла такого интереса к школьным занятиям, как после перевода. Дома она практически поселилась на кухне и готовила минимум половину недельных ужинов.
В помещении школы имелся ресторан, и вчера Торкель поехал туда и съел ужин из трех блюд, в приготовлении которых, по крайней мере, частично участвовала Элин. Пока ему еще не принесли еду, он немного боялся, что ему придется выдумывать хвалебные фразы – ведь на кухне работали только семнадцатилетние, но волновался он напрасно. Еда оказалась невероятно вкусной.
Потом он подвез дочку до дома, еще раз поблагодарил за вечер и похвалил ее. Перед тем как выйти из машины, она повернулась к нему, будто что-то вспомнив.
– Они собираются пожениться, ты уже в курсе?
– Кто? – Торкелю потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, кого она имеет в виду. – Мама и Кристофер?
Элин кивнула.
– Когда? – поинтересовался Торкель.
– Не знаю, но они обручились.
– Когда? – повторил Торкель.
– На Пасху. Я готовила им торжественный ужин.
Торкель лишь кивнул, выжидая, чтобы посмотреть, какие всколыхнутся чувства. Почувствует ли он себя слегка преданным? Не потому, что Ивонн снова обручилась, а поскольку ему не сообщили. Ни до, ни после.
Ощутил ли он тоску? Ревность?
Ни одно из этих чувств не проявилось. Он ощущал лишь радость за Ивонн, а обеим дочерям Кристофер, похоже, нравится, так что Торкель предположил, что радуется за них тоже.
Да, он действительно радовался, но Элин, видимо, истолковала его молчание, как удрученность.
– Ты расстроился? Я говорила, что ей следовало рассказать тебе…
– Нет-нет, я вовсе не расстроился. Ты же знаешь, что больше всего я хочу, чтобы вам всем троим было хорошо. – Элин кивнула. Чтобы окончательно убедить ее, Торкель положил руку ей на плечо. – Передай ей привет и поздравления. Поздравь их обоих.
– Обязательно. Спасибо, папа, за то, что приехал.
Она наклонилась, быстро поцеловала его в щеку, открыла дверцу, вышла и направилась к подъезду. Торкель проводил дочь взглядом. Какая она стала большая. Почти взрослая. На пути к созданию собственной жизни, частью которой, он надеялся, ему милостиво позволят по-прежнему быть.
