Работая в свое время на стройке, я сохранила хорошие отношения с мастерами – из тех, которых доводилось хоть иногда видеть трезвыми. В том числе и с Барцишевским, так что мы с ним при встрече сразу нашли общий язык.
Всесторонне обсудив основополагающие проблемы ремонта, мы перешли к частностям – я поплакалась, что не могу выйти на приличного маляра, получила очень кстати адресок сантехника и, наконец, перевела разговор на Алицию.
– А тот столяр, что работал с вами у пани Хансен? Она о нем хорошо отзывалась. Подумать только, какая жуткая история! Царствие ей небесное…
– Так вы знали пани Хансен?.. – запричитал Барцишевский.
– А то как же. Мы с ней дружили, я была у нее незадолго до убийства. Она мне и сказала, что это вы там у нее все покрасили.
Барцишевский сразу же сник.
– Господи, пани инженерша, чего мне это стоило! Век себе не прощу, что ввязался!
– А в чем дело?
– Понимаете, не заладилась там работа, хоть тресни. А теперь еще милиция ко мне привязалась! Уж и не знаю, как быть, может, вы что присоветуете?
Да мне как раз того и надо! Я с готовностью вызвалась его выслушать, и расстроенный Барцишевский поведал мне любопытную историю.
Не успел он приступить к ремонту, как его подручный отказался работать. У всякого уважающего себя маляра есть свой подручный, у Барцишевского тоже имелся, и вот этот его подручный вдруг заявляет, что ему надо срочно ехать к семье. Удар был ниже пояса – попробуй найти замену в разгар ремонтного сезона. И когда напарник сказал, что один его товарищ готов его подменить, Барцишевский согласился с радостью.
– Меня, правда, немного удивил этот товарищ – и годами посолидней, и вообще моему Владеку не чета, но потом оказалось, что в работе он неплох, ну, я и решил не привередничать. Даже не знаю, как его звали. Владек говорил, да я запамятовал. Кажись, упоминал еще, что он студент или вроде того, словом, учится и хочет заработать себе на каникулы.
А вскоре заболел столяр, которого Барцишевский в случае надобности приглашал себе на подмогу. Бригада распадалась на глазах. Правда, новый напарник привел с собой другого столяра, но Барцишевский, можно сказать, так ни разу его толком и не видел – на него свалилась еще одна напасть.
– Едва заявился столяр, как позвонила жена – пожар, горим! Что делать – пани Хансен нет дома, в квартире только баба, которая приходит к ней убирать, да и та вдрызг пьяная.
Это правда, уборщица Алиции страдала приступами хандры, во время которых старалась не просыхать дня три, не меньше. Ничего удивительного – будь у меня восьмеро детей, небось еще не так бы хандрила.
– Я помчался домой, а они там остались работать. Горели сараюхи на нашем дворе, вон те, взгляните, из окна видать. Должно быть, детишки огнем баловались, а там сухое все, вот и полыхнуло, точно бензином облили. Но на дом не перекинулось, довольно-таки быстро погасло. Даже пожарных не пришлось вызывать.
Неизвестный Барцишевскому столяр оказался титаном труда и за один день своротил всю свою часть работы. Подручный тоже вкалывал почем зря и всего лишь раз подвел своего работодателя, нанеся ему, так сказать, моральный ущерб. Барцишевский как-то отлучился в город, а когда вернулся, застал в квартире чужого человека – это в отсутствие-то хозяйки.
– Я с ним в дверях столкнулся, он уже выходил. Мне такое самоуправство не понравилось, я и сказал этому молокососу пару теплых слов – вы ж понимаете, пани Хансен оставляет на меня квартиру как на своего человека. Зачем же чужих впускать? Потом еще отвечать придется.
Помощник оправдывался, дескать, тот заходил всего на минуту – спросить, когда можно застать хозяйку. Помощник ему и открыл-то, решив, что это вернулся Барцишевский. Вроде бы ничего такого не стряслось, но у Барцишевского остался неприятный осадок – получилось, что он злоупотребил доверием Алиции. А тут еще нагрянула повестка от майора, расспросы вокруг да около – вот он и набрал в рот воды.
– Скажите, пани инженерша, что мне делать? – в страхе вопрошал он. – Я человек честный, в жизни по судам не ходил, а тут такая напасть. Чем черт не шутит, вдруг он что-нибудь стащил, а повесят на меня? И это еще не все, под конец случилось самое неприятное…
Он заколебался, задумчиво уставился в широкий экран телевизора, к счастью выключенного, потом махнул рукой.
– Ладно, скажу уж, а то не видать мне покоя. Когда мы управились с ремонтом, этот помощник и говорит: «Никаких денег мне не надо. Ты меня знать не знаешь, в жизни не видел, меня тут не было. А если что припомнишь, тебе каюк». И ушел, так и не взяв денег. Ну, как поступить? У меня жена, дети…
– Да, плохи дела, – брякнула я с ходу. – Надо поразмыслить. А как он выглядел?
– Обыкновенно. С виду приличный, на студента похож. Высокий такой, молодой. Лет на двадцать пять. Весь из себя черный, загорелый то есть. Какие волосы – не знаю, шапку он не снимал.
Вот уж невезенье! Никакого толку от этого запуганного Барцишевского! Мало того, случись с ним что – будет на моей совести.
– А как выглядел тот, с которым вы столкнулись в дверях?
– Неприятный тип. Элегантный, костюм на нем хороший, а вот физиономией не вышел. Нос уже издали в глаза бросается.
Человек с перебитым носом! Ну что ж, этого следовало ожидать. Ловко же они управились с установкой аппаратуры! Очень уж не терпелось заполучить от Алиции нужные сведения. Оно и понятно, пять миллионов – это вам не фунт изюму.
– Знаете что, пан Антоний, – посоветовала я наконец, – лучше расскажите все как есть. Понимаете, вы для них опасны, пока молчите, сейчас они и вправду могут с вами что-нибудь сотворить. Но стоит вам все рассказать, как нужда в этом отпадет, а мстить они поостерегутся, чтоб не наследить… У них ведь тоже голова варит.
– Дело говорите, пани инженерша, утешился Барцишевский. – А на всякий случай буду начеку, береженого Бог бережет. Ох уж намылю я холку своему Владеку, пусть только вернется. И где он себе откопал эдакого товарища?
Точно такой же вопрос, разве что погрубее сформулированный, задал и Дьявол, когда я доложила ему о своей встрече с Барцишевским. Но пока я добиралась домой с другого конца города, у меня было время еще раз все обдумать.
– Не совершайте излюбленной ошибки всех полицейских во всех детективных романах, – предостерегла я Дьявола. – Не оставляйте на произвол судьбы самого ценного свидетеля, иначе назавтра вы найдете его в состоянии, когда он вам уже ничего не засвидетельствует. Только Барцишевский может опознать своего подручного и этого, как его, Петера Ольсена. Позаботьтесь о Барцишевском уже сегодня вечером.
Дьявол, как ни странно, на сей раз прислушался к моему совету, и вскоре Барцишевского доставили в милицейское управление живым и невредимым, правда не в наилучшем настроении.
Был допрошен и настоящий его помощник, тот самый Владек, которому Барцишевский грозился намылить холку, но помощник клялся и божился, что своего «товарища» знать не знает. А за рекомендацию и отъезд из Варшавы в разгар сезона сам он получил две тысячи отступного. Словесное описание ничего не дало – мало ли в городе молодых, высоких и загорелых. Петер Ольсен отбыл вместе со своим носом в Копенгаген, выяснить о нем почти ничего не удалось, кроме того, что он, скорей всего, знал Алицию и приходил к ней. Но нельзя же считать преступлением визит к даме.
