Слава богу, обоим Генрихам пока не до нее, Валуа и Гиз сошлись в смертельной схватке, а Бурбон попросту выжидает, кто из этих двоих одержит верх. Если король, то муж легко предаст жену еще раз, если Гиз, то Маргарита супругу нужна живой. Пока она сидела на вершине горы и была выгодна живой всем.
Есть только один человек, которому Маргарита не нужна вовсе, — мать. Екатерина Медичи не успокоится, пока не уничтожит дочь. И вот этого королева боялась больше всего. Не взятия штурмом Юсона, даже не осады, ее в замке можно выдерживать долго, а хитрости королевы‑матери. Екатерину Медичи нельзя уговорить, умолить, она не поверит никаким обещаниям, это не Генрих или глупый, доверчивый Франсуа. Королеву‑мать можно бить только ее оружием — хитростью. Казалось, пытаться перехитрить самую хитрую женщину Франции дело безнадежное, но в донжоне Юсонского замка сидела достойная дочь этой хитрой женщины!
Маргарита уже не боялась Канийака, тому обещаны деньги, и немалые, в надежде их получить маркиз стал шелковым. Она опасалась предательства. Можно поднять по тревоге гарнизон и пересидеть любую осаду, но нет спасения от яда. Королева знала, что большая часть рассказов о страшных порошках Руджиери, их умении пропитывать ядами перчатки или страницы книг, об отраве, нанесенной на одну сторону ножа, и многом другом — всего лишь страшилки.
Королеве‑матери приписывали любую смерть неугодных ей людей, а Екатерина Медичи от такого сомнительного качества авторства не отказывалась. Зачем? Чтобы боялись. Но Руджиери и не только они действительно умели изготавливать яды, хотя, чтобы отравить королеву в Юсоне, достаточного самого простого — крысиного. Не убережешься.
Оставалось надеяться обезопасить себя от гнева той, которую боялась больше других. Как? Королева‑мать должна поверить, что дочь безопасна, но Екатерине Медичи недостаточно простых заверений о покорности и нежелании бунтовать. Нужно, чтобы она посчитала, что дочь смирилась. Как ведут себя те, кто смирился, сдался? Они просят.
Маргарита просила у матери, почти униженно просила защиты, помощи, не важно, что не надеялась их получить, главное, чтобы Екатерина Медичи поверила, что дочь сломлена… Удалось, поверила, но мягче к опальной королеве не стала, называла Маргариту «это существо», словно подчеркивая, что не желает иметь ничего общего с той, которую вынуждена называть дочерью.
А дочь решила для себя, что потерпит, переживет, главное — выжить и собрать силы. Символом короля Франциска была саламандра, не так ли следует вести себя и Маргарите. Умение вовремя отбросить хвост пригодилось и королеве.
Прошло всего два месяца после появления в замке опальной королевы, когда швейцарцы были выведены во внутренний двор замка и сама Маргарита приглашена туда же. Стоял февраль, ледяной ветер не оставлял попыток забраться под одежду, проникал, казалось, не только в рукава или за воротник, он леденил саму душу, потому ритуал поспешили провести поскорей. Ритуал состоял из принесения гарнизоном швейцарцев присяги своей новой хозяйке — королеве Наварры Маргарите де Валуа!
У нее был свой крепкий замок с сильным гарнизоном, и теперь Маргарита могла не бояться открытых козней матери, брата и мужа, оставалось опасаться только предательства. Слушая слова присяги, улыбаясь и протягивая руку для поцелуя, Маргарита размышляла о своем. Чтобы Канийака не перекупили снова, его нужно очаровать, так же как и Жильберту. В Юсоне должен быть создан собственный двор, в котором не последнюю роль будут играть маркиз и маркиза. Пусть тешатся близостью к королеве, только бы не продали ее с потрохами кому‑то другому.
Маргарита довольно улыбнулась своим мыслям: в таких условиях она согласна прожить пару лет. Королева и не догадывалась, как была близка к истине.
Солдат, заметивший улыбку королевы, даже чуть растерялся, решив, что это предназначено ему. Королева известна своей любвеобильностью, а французский двор, как и королевская семья, не слишком большой привередливостью в любовных связях. Сердце швейцарца сладко замерло от предвкушения такой удачи…
Но мадам столь же приветливо улыбнулась и двум следующим, пришлось со вздохом констатировать, что улыбка была всего лишь данью вежливости. Однако швейцарец не забыл улыбку королевы.
Кажется, жизнь начала налаживаться. Но Маргарита за последние годы пережила столько, столько раз бывала на грани гибели и позора, что не верила уже ничему и никому. Пока главным оказалось затаиться и не привлекать к себе внимания.
Она не знала, что Юсон — это надолго, что в замке она проживет целых девятнадцать лет, причем последние пять по собственному желанию.
— Мадам, мой супруг желал бы присоединиться к войскам Лиги, ведь он командует артиллерией у герцога Майеннского… Маргарита едва сдержалась, чтобы не фыркнуть, мол, туда ему и дорога. Ей уже изрядно действовал на нервы этот сморчок, строивший из себя хозяина ее судьбы. Королева знала, что Канийак получил немалую сумму от Генриха де Гиза и именно тот пост, о котором сейчас говорила его супруга. Но, как и ожидалось, аппетит маркиза рос по мере обогащения, он знал, что сейчас де Гизу не до Маргариты Валуа, а потому решил воспользоваться ее положением.
Конечно, Маргарита прекрасно понимала, о чем ведет речь маркиза Канийак, парочка желала вознаграждения за то, чтобы, предав своих прежних хозяев, пока не предавала новых. Хуже всего, что платить придется, иначе завтра в Юсоне окажутся люди Генриха Наваррского, от которого ожидать милости не приходилось. Он и королева‑мать были для Маргариты слишком опасны, опасней даже короля. Генриху III не до мятежной сестры, запертой в Юсоне, его со всех сторон осаждали сторонники Лиги либо испанцы.
Итак, Канийак отбывал к герцогу Майеннскому… Это и плохо, и неплохо, Маргарита пока не решила как. Но он явно хотел денег, которых просто не было.
Королева прекрасно умела держать паузу, она благосклонно смотрела на фрейлину, затеявшую разговор, пусть выскажет требования сама, не стоит предлагать дары, если их не требуют.
Жильберта спросила:
— Маркиз хотел бы получить заверения в вашем добром отношении.
Заверения? Да сколько угодно! Только маркиз ждал не заверений, а дорогих подарков. Она вздохнула:
— Я очень хотела бы отблагодарить маркиза за оказанную им помощь, но что я могу, все мои владения вне Юсона, вам это хорошо известно. К тому же король слишком рьяно охраняет любые мои владения. Если я передам что‑то маркизу сейчас, это навлечет на него настоящие неприятности.
Заметив, как вытянулось лицо Жильберты, королева поспешила обнадежить:
— Но мы можем обмануть королевских ищеек другим способом.
Фрейлина обратилась в слух, словно принявшая охотничью стойку собака. Запахло какими‑то благами, и нельзя пропустить ни слова.
— Королева‑мать уже в весьма преклонном возрасте, я могу завещать маркизу все земли в Оверни, которые наследую после моей матери королевы Екатерины.
Несколько мгновений Жильберта пыталась сообразить, хорошо это или плохо. Дав ей осознать размеры «благодеяния», Маргарита добавила:
