Маргарита вернулась в Париж, который ее хоть и забыл, но помнил о ее приключениях. Двадцать три года отсутствия значили много. Уезжала законодательница мод, стройная красавица в расцвете сил, о любовных похождениях которой ходили легенды. Вернулась сильно располневшая от малой подвижности старуха (для шестнадцатого века пятьдесят два года — старость), но по‑прежнему окруженная молодыми любовниками!
Первым потрясение испытал… Шамваллонн, потому что именно ему Генрих поручил встречать выходившую из кареты королеву. Грузная толстуха сверкнула на него глазами: — Наденьте парик, месье, ваши волосы совершенно седы!
Седой красавец рассмеялся:
— Узнаю мадам! Вы не изменились!
— Не лгите, я растолстела и больше не гожусь вам в любовницы. — Критически оглядела его сухощавую фигуру и добавила: — Или вы мне.
Был потрясен и король. Он тоже постарел, окончательно стал похож на крашеного таракана, но чувствовал себя молодым.
— Расскажите, как вы справляетесь с женой и любовницей под одной крышей?
Генрих только вздохнул.
— Что, ссорятся?
И снова вздох. Женившись на Марии Медичи, Генрих не оставил Генриетту, потерявшую надежду стать королевой официальной, но не переставшей от этого править Генрихом, а вместе с ним и Францией. Генриетта втянула королеву в своеобразное соревнование — кто больше родит детей. Пока лидировала Мария Медичи, ей удавалось рожать на пару месяцев раньше любовницы. Они не просто не мирились, в Лувре происходили бесконечные скандалы, от которых Генрих страшно устал.
— Все же лучшей супругой были вы, мадам.
— Да гоните вы ее в шею!
— Кого, жену?
— Нет, любовницу. Запомните, Анри, красивых женщин во Франции много, а король один, поэтому позволять садиться себе на шею глупо.
— У них мое обязательство…
— Знаю, но если вы поможете мне кое‑что отсудить, я помогу вам раздобыть это обязательство.
Сделка состоялась, но беседовали бывшие супруги не только об этом, им было что вспомнить.
— Вы жадина! Отказаться прислать вино несчастной женщине, погреб которой пуст из‑за происков врагов, — это подло!
Генрих хохотал, вспомнив просьбу сидевшей в Карлате впроголодь Маргариты, она просила не хлеба или денег, а… вина! Король отказался:
— Она совсем с ума сошла?! Скажут, что я потакаю пьянству собственной супруги.
Примирение бывших супругов состоялось, но предложение жить в Шенонсо Маргарита отклонила:
— Лучше Мадридский замок, если вы не против.
— Воспоминания?
— Да. И еще: могу я увидеть наследника?
— Вот это я могу вам обещать наверняка.
Наследник Маргарите понравился, как и она Людовику. Мальчик сразу почувствовал, что единственный человек в королевской семье, кто его действительно любит, — непонятная толстая тетка, у которой такие мягкие руки и ласковые глаза. Маргарита облила слезами голову наследника, целуя его в лоб, и объявила, что в обиду ребенка никому не даст! Подружилась бывшая королева и с нынешней, для начала выказав той всяческое уважение (не любовнице же выказывать!).
Она вполне удобно устроилась в Париже, по‑прежнему окруженная любовниками, причем, на зависть многим, любовниками молодыми. Конечно, это не были герцоги и графы, но вполне воспитаны и галантны. Маргарита всегда ценила в любовниках не столько мужскую силу, сколько пылкость чувств, наверное, она была одной из последних романтических натур уходящей эпохи.
Из‑за престарелой королевы не дрались на дуэли, но укокошить друг дружку вполне могли. Так и произошло, когда отставленный ею восемнадцатилетний де Вермон из ревности застрелил счастливого соперника — Дата де Сен‑Жюльена, и тот умер прямо на руках у мадам!
Париж пришел в неописуемый восторг. Вот это женщина! Ей шестой десяток (почти глубокая старость), а юные любовники стреляют друг в друга!
Сама мадам была безутешна, она действительно до умопомрачения любила своего Дата и добилась смертной казни для убийцы. И снова Париж потрясали рассказы о поведении Маргариты и ее любовников. Убийца попросил перевернуть труп жертвы, чтобы убедиться, что его соперник мертв. Прощение просить отказался, на казнь шел с улыбкой, заявив, что умереть не страшно, так как правосудие свершилось!
Маргарита наблюдала казнь совершенно спокойно, но жить в доме, где была счастлива с Датом, не смогла, пришлось переезжать.
Генрих со смехом хватался за голову:
— Теперь я понимаю, почему ее брат твердил, что без сестрицы в Париже намного спокойней.
— Дурак! Какой был деревенщиной, такой и остался! — Маргарита со злостью швырнула в камин письмо от бывшего мужа, но свернутый лист не долетел до пламени, оставшись лежать рядом с камином, что спасло послание для потомков. А письмо было занятным. Король, удивленный столь сильной яростью бывшей супруги к убийце любовника и ее страданиями из‑за гибели конюха, предлагал взамен нескольких своих. Вообще‑то это предложение переходило границы приличий и было просто оскорбительно, но Маргарита привыкла к совершенному отсутствию такта у короля и отнесла все на счет его невоспитанности. Правда, разъярилась не на шутку и несколько недель не желала общаться с бывшим супругом. Пришлось Анри извиняться…
Маргарита не желала не только беседовать с королем, но и жить там, где наблюдала казнь бывшего любовника.
— Ваше Величество, прошу выслать вон всю семью Вермонов!
Генриху очень хотелось сказать, что мать и три сестры убийцы ни в чем не повинны, но только глянув на застывшее, ожесточенное лицо Маргариты, он лишь поинтересовался:
— Мадам, они ведь в Юсоне?
— Да, и не желаю, чтобы мать убийцы управляла моим замком!
— Куда их отправить?
— Не знаю, куда угодно, только чтобы не смели показываться мне на глаза!
— Сестра моя, не слишком ли это жестоко по отношению к его родным?
Маргарита вскинула на бывшего мужа глаза, и Генрих почти содрогнулся от ее похожести в тот миг на Екатерину Медичи.
— Она обещала мне, что Вермон никогда не отправится следом в Париж…
Генрих понял, что лучше действительно отправить семью Вермон куда‑нибудь подальше, чтобы не подталкивать Маргариту к мести. Мать и три сестры убийцы уехали в Сальванское аббатство в Руерге без права покидать его.
Но сама Маргарита, хотя и завела нового любовника, погибшего не забыла. Слуги и новый миньон с изумлением слушали, как мадам шепчет:
Нет, не утихнет эта боль,
Она всегда со мной.
Рассудка ведь сильней любовь,
Нетленен образ твой…
Теперь зависть шевельнулась и у короля Генриха, столько лет его супругой была замечательная женщина, в свое время первая красавица не только Франции, прекрасно образованная умница, к тому же немыслимо любвеобильная, которая могла стать великолепной женой, но он с самого первого дня предпочитал ей других. А осознал ее достоинства только теперь, когда она уже стара и толста. Не было ли это самой большой ошибкой Генриха де Бурбона? Возможно, но ошибки жизни не всегда можно исправить, даже страстно того желая.
