– Синхронность, – подсказал Никки.
Калиша вздрогнула и обернулась. Он с улыбкой отбросил рукой челку, чтобы Калиша могла заглянуть ему в глаза. Завораживающе красивые глаза, надо признать.
– Очень сложное слово даже для белого мальчика.
– От Люка услышал.
– Ты с ним на связи?
– Типа того. Временами. Трудно сказать, какие мысли мои, а какие – его. Во сне лучше слышно. Когда не сплю, мои мысли все забивают.
– Вроде помех?
Ник пожал плечами:
– Наверное. У тебя тоже получится, если ты откроешь сознание. Когда они встают в круг, слышно лучше. – Он кивнул на детей из Палаты А, которые вновь бесцельно бродили по туннелю. Джимми и Донна ходили вместе, взявшись за руки и покачивая ими туда-сюда. – Хочешь попробовать?
Калиша попыталась не думать. Поначалу оказалось неожиданно трудно, но когда она прислушалась к гулу, стало легче. Гул был вроде ополаскивателя, только не для рта, а для мозга.
– Чего смешного, Ка?
– Ничего.
– А, усек, – сказал Никки. – Промывание мозгов вместо промывания рта. Неплохо.
– Я что-то слышу, еле-еле. Наверное, он спит.
– Скорее всего. Хотя, думаю, скоро проснется. Потому что мы проснулись.
– Синхронность, – сказала она. – Мудреное слово, как раз в его духе. Помнишь, нам давали жетоны для автоматов? Люк называл их «вознаграждением». Еще одно мудреное слово.
– Люк исключительный, потому что жутко умный. – Никки глянул на Авери, который спал, привалившись к спящей Хелен. – А вот Авестер исключительный, потому что он… ну…
– Просто потому что он Авери.
– Ага. – Никки ухмыльнулся. – Здешние придурки разогнали его двигатель, а регулятор поставить забыли. – Улыбка у него, надо признать, была такая же завораживающая, как и глаза. – Это они вдвоем все сделали. Люк – шоколад, Авери – арахисовая паста. Каждый сам по себе ничего бы не изменил. А вместе они – конфеты «Ризес» и взорвут нахрен эту лавочку!
Калиша рассмеялась. Сравнение было глупое, но точное. По крайней мере, так она надеялась.
– Мы по-прежнему заперты. Как крысы в заткнутой трубе.
Его голубые глаза смотрели в ее карие.
– Это ненадолго. Сама знаешь.
– Мы умрем, верно? Если они не отравят нас газом, то… – Она кивнула на детей из Палаты А, которые снова водили хоровод. Гул нарастал, лампы на потолке разгорались все ярче. – Все произойдет, когда они – и остальные, из других стран – разойдутся на полную катушку.
Телефон, мысленно передала она ему. Большой телефон.
– Очень может быть, – сказал Никки. – Люк говорит, мы обрушим на них Институт, как Самсон – храм на филистимлян. Я не знаю, что там за история, у нас в семье Библию не читали, но общий смысл уловил.
Калиша знала, что там за история, и поежилась. Она снова взглянула на Авери и вспомнила еще кое-что из Библии: И малое дитя будет водить их
[64].
– Можно, я тебе кое-что скажу? – спросила Калиша. – Ты, наверное, посмеешься, но мне все равно.
– Выкладывай.
– Мне хочется, чтобы ты меня поцеловал.
– Не такое уж трудное задание, – улыбнулся Ник.
Она потянулась к нему, он нагнулся ей навстречу. Они поцеловались среди гула.
Хорошо-то как, подумала Калиша. Я думала, будет хорошо, оказалось, и правда хорошо.
И тут же на волне гула услышала мысль Никки:
Давай повторим. И посмотрим, будет ли в два раза лучше.
13
Час пятьдесят.
«Челленджер» сел на частном аэродроме, принадлежавшем фиктивной компании «Мэн пейпер индастриз», и подкатился к маленькому неосвещенному ангару. Датчики движения включили три прожектора на крыше, и те выхватили из тьмы приземистый аэродромный силовой агрегат и гидравлический контейнеропогрузчик. Возле ангара стоял не минивэн, а «шевроле-субурбан» на девять пассажиров, черный, с тонированными стеклами. Сиротке Энни понравился бы.
«Челленджер» остановился напротив «субурбана», двигатели стихли. В первый миг Тим даже не понял, выключились ли они, поскольку слышал слабый гул.
– Это не самолет, – пояснил Люк. – Это дети. Он еще усилится по мере того, как будем подъезжать.
Тим прошел в начало салона, повернул большой рычаг открывания двери и спустил трап. Нижняя ступенька оказалась меньше чем в четырех футах от водительской стороны «субурбана».
– Ладно, – сказал Тим, возвращаясь к остальным. – Мы на месте. Прежде чем мы выйдем из самолета, у меня, миссис Сигсби, кое-что для вас есть.
На столике в салоне «Челленджера» лежали глянцевые буклеты с рекламой разнообразных чудес несуществующей компании «Мэн пейпер индастриз» и полдюжины сувенирных бейсболок. Тим протянул одну миссис Сигсби, а другую взял себе.
– Наденьте. Надвиньте пониже. Волосы у вас короткие, убрать их под нее не проблема.
Миссис Сигсби брезгливо глянула на бейсболку:
– Зачем?
– Вы спуститесь первой. Если там засада, вызовете огонь на себя.
– Зачем им устраивать засаду здесь, если мы едем туда?
– Согласен, это маловероятно. Значит, вы без опаски можете идти первой.
Тим надел бейсболку, причем задом наперед. Люк подумал, что ему такая манера не по возрасту (это детская мода), однако промолчал, решив, что Тим так храбрится.
– Эванс, вы следующий.
– Нет, – ответил Эванс. – Я не покину самолет. И вряд ли смог бы, если бы захотел. Нога болит очень сильно, я не могу на нее наступать.
Тим задумался, потом посмотрел на Люка:
– Что скажешь?
– Он не врет. Ему пришлось бы прыгать по трапу на одной ноге, а ступеньки крутые.
– Мне вообще не следовало здесь быть, – ныл Эванс. Большая слеза выкатилась у него из глаза. – Я врач.
– Чудовище вы, а не врач, – ответил Люк. – При вас детей топили, а вы смотрели и записывали. Некоторые дети умирали от ваших с Хендриксом уколов, а те, что выжили… Знаете, я бы с удовольствием наступил вам на ногу. Со всего маху, каблуком.
– Нет! – взвизгнул Эванс. Он вжался в кресло и спрятал раненую ступню за здоровой.
– Люк, – предостерегающе сказал Тим.
– Не волнуйтесь, не буду я этого делать, еще не хватало стать таким же, как он. – Люк посмотрел на миссис Сигсби: – А вот у вас выбора нет. Давайте, спускайтесь по трапу.
Миссис Сигсби напялила бейсболку «Мэн пейпер индастриз» и встала, стараясь сохранять достоинство. Люк пристроился было за ней, но Тим его остановил:
