Морин сегодня выглядела еще бледнее, чем вчера, и морщины вокруг рта казались глубже. У нее явно проблемы со здоровьем, подумал Люк.
– Ага. А вы как?
– Неплохо.
Она лгала. Это была не догадка и не озарение, а нерушимый факт.
– Вот только малыш – Авери – ночью описался. – Она вздохнула. – Не он первый, конечно, и не он последний. Слава богу, через чехол не прошло. Ну, пока, Люк. Хорошего тебе дня.
Морин смотрела прямо на него. С надеждой. Только надежда была не во взгляде экономки, а в мыслях. Врачи меня изменили, подумал Люк, не знаю, как и зачем. Добавилось что-то новое. Он был очень рад, что додумался соврать про карточки. И что ему все верят. По крайней мере, пока.
Напоследок Люк сказал:
– Пожалуй, возьму себе льда. Меня вчера так по щекам отлупили, что лицо до сих пор ноет.
– Бери, сынок, бери.
И опять от «сынка» у него потеплело на душе. Даже улыбнуться захотелось.
Люк заглянул к себе в комнату, взял ведро, выплеснул воду в раковину и понес его обратно к машине для льда. Морин уже стояла там, согнувшись в три погибели. Люк поспешил к ней, но она замахала руками:
– Все хорошо, я просто потягиваюсь. Разминаюсь.
Люк открыл дверцу машины для льда и взял совок. Передать Морин записку, как Калиша, он не мог: ни бумаги, ни карандаша (даже самого завалящего огрызка!) в его комнате не было. Может, оно и к лучшему. Записки тут – вещь опасная.
– Ли Финк, Берлингтон, – пробормотал Люк, набирая в ведерко лед. – Рудольф Дэвис, Монтпилиер. У обоих по пять звезд на «Законоборце». Это такой рейтинг, основанный на отзывах реальных людей. Сможете запомнить имена?
– Ли Финк, Рудольф Дэвис. Спасибо тебе, Люк!
Он понимал, что на этом беседу лучше закончить, но любопытство не давало покоя. Вместо того чтобы уйти, Люк принялся колоть лед совком – никакой необходимости в этом не было, зато звук получался хороший. Громкий.
– Авери говорит, вы копите деньги для ребенка. Понимаю, это не мое дело…
– Малыш Диксон у нас мысли читает, да? Видит людей насквозь – даром что постель до сих пор мочит. Вот уж кому точно не налепили розовый кружок на папку.
– Ага. – Люк продолжал долбить лед.
– Что ж, он прав. У меня был сын – я его родила и сразу пристроила в другую семью, через церковь. Хотела себе оставить, да пастор и мама меня отговорили. А кобель, за которого я потом замуж вышла, детей не хотел, так что сынок у меня единственный. Неужто тебе это интересно, Люк?
– Да. – Ему действительно было интересно, только подолгу разговаривать с Морин не стоило. Может, они и не слышат, но точно все видят.
– Когда меня начала беспокоить спина, я вдруг поняла, что хочу все про него узнать. И узнала. Вообще-то это не по закону – сообщать матерям, где их дети, однако церковь хранит всю информацию по усыновлениям до одна тысяча девятьсот пятидесятого года, и мне удалось раздобыть пароль от пасторского компьютера. Он этот листочек с паролем держит прямо под клавиатурой, представляешь? В общем, сынок мой живет недалеко, тоже в Вермонте, всего в двух городках от Берлингтона. Школу в этом году окончит. Хочет поступать в университет. Да-да, я это тоже разузнала, мой сын будет поступать в университет! Вот зачем я коплю деньги – а приходится долги этого кобеля раздавать.
Она вытерла глаза рукавом – быстро и почти украдкой.
Люк закрыл машину для льда и выпрямился.
– Берегите спину, Морин.
– Постараюсь, спасибо.
Вдруг это рак? Так она подумала. А вслух не сказала. Но Люк все равно услышал.
Когда он собрался уходить, она тронула его плечо и заговорила ему в ухо. У нее дурно пахло изо рта – тяжелой болезнью.
– Ему даже необязательно знать, откуда взялись деньги. Но они должны достаться ему, понимаешь? Люк, послушай моего совета, делай все, что тебе говорят. Все. Не сопротивляйся. – Она помедлила. – А если захочешь с кем-нибудь поговорить… говори здесь.
– Я думал, есть еще несколько…
– Нет, только здесь, – повторила Морин, развернулась и покатила свою тележку обратно по коридору.
19
Люк вернулся на площадку и с удивлением обнаружил, что Ник режется в КОЗЛА с Гарри Кроссом. Мальчишки смеялись и так бойко осыпали друг друга бранью, словно дружили с первого класса. Хелен с Авери играли в морской бой за столиком. Люк присел рядом и спросил, кто выигрывает.
– Трудно сказать, – ответила Хелен. – В прошлый раз Авери меня разделал, а сейчас мы с ним идем вровень. Атмосфера накаляется.
– Она думает, что это тоска смертная, но все равно со мной играет. Потому что добрая, – сказал Авери. – Да, Хелен?
– Да, Крескин
[25] ты недоделанный, да. Потом мы с тобой будем резаться в слэпджек
[26], и поверь – шлепаю я о-очень сильно.
Люк огляделся по сторонам и вдруг почувствовал укол тревоги. Перед глазами расцвели призрачные огоньки – и почти сразу исчезли.
– Где Калиша? Ее ведь не…
– Нет, нет, никуда ее не забрали. В ду́ше она.
– Люку она нравится, – объявил Авери. – Очень.
– Авери?
– Что, Хелен?
– Не про все надо говорить вслух.
– Почему?
– По кочану! – Она вдруг отвернулась и взъерошила свои разноцветные волосы – возможно, чтобы отвлечь внимание от дрожащих губ. Если так, ей это не удалось.
– А в чем дело-то? – спросил Люк.
– Лучше спроси маленького Крескина. Он у нас все видит и все знает.
– Ей термометр в попу засунули, – сказал Авери.
– А…
– И это было ужасно, – сказала Хелен. – Такой позор…
– Унизительно, – кивнул Люк.
– При этом божественно и восхитительно, – хихикнула она, и оба захохотали. У Хелен слезы стояли в глазах, но она все смеялась и смеялась. Здорово, что она по-прежнему была на это способна.
– Не понял, – смутился Авери, – как это может быть восхитительно?
– А ты попробуй оближи градусник, когда его достанут, – узнаешь! – ответил Люк, и они с Хелен дружно взвыли.
