И с Калишей.
Люк наконец уснул. А когда проснулся, завтрак давно закончился и в кровати никого не было. Люк бросился по коридору к комнате Авери, распахнул дверь, представляя, что там обнаружит… Однако все постеры по-прежнему висели на стенах, а стол был заставлен солдатиками (сегодня – в рассыпном строю).
Люк облегченно выдохнул и тут же сжался: сзади ему отвесили очередную затрещину. Он обернулся и увидел Вайнону (фамилия: Бриггс).
– А ну-ка живо одевайтесь, молодой человек. На юнцов в трусах я готова смотреть только при условии, что им не меньше двадцати двух лет и у них роскошное тело. Это все не про тебя.
Вайнона дождалась, пока Люк выйдет из комнаты. Он показал ей средний палец (ну ладно, не показал, а лишь украдкой оттопырил, но все равно приятно) и пошел одеваться. У двери в следующий коридор стояла дандаксовская тележка для белья. Конечно, такая могла быть и у Джолин, и у других экономок, вышедших на работу в связи с большим наплывом «гостей», но Люк сразу понял, что тележка принадлежит Морин. Он ее почувствовал. Она вернулась.
8
Когда через пятнадцать минут они встретились, Люк подумал, что у нее очень плохо со здоровьем – хуже, чем прежде.
Она делала уборку в комнате близняшек: снимала со стен постеры с диснеевскими принцами и принцессами и осторожно складывала их в картонную коробку. Кровати уже стояли голые, а постельное белье лежало в корзине вместе с грязным бельем из других комнат.
– Где Герда? – спросил Люк. Еще бы узнать, где Гарри и Грета, да и все остальные дети, погибшие в результате идиотских экспериментов здешних врачей. Может, в этом аду и крематорий есть? На каком-нибудь уровне F? Если да, то фильтры там, должно быть, стоят нехилые, иначе он бы давно учуял запах горящих детей.
– Не задавай мне вопросов – и я не стану тебе врать. Брысь отсюда, мальчик, займись своими делами. – Морин говорила сухо и грубо, но явно делала это напоказ. Все-таки даже слабенькие телепатические способности бывают полезны.
Люк заглянул в столовую, взял из миски яблоко и пачку «Раунд-апс» («КУРИ КАК ПАПА!») из торгового автомата. Сладкие сигареты напоминали о Калише – Люку стало грустно и в то же время немного теплее. Он выглянул на площадку. Там играло человек десять – прямо аншлаг по сравнению с той порой, когда поступил Люк. На мате рядом с батутом сидел Авери: свесив голову на грудь, он крепко спал. Неудивительно. Ночью мелкому несладко пришлось.
Кто-то хлопнул его по плечу – сильно, но не больно, по-дружески. Люк обернулся и увидел Стиви Уиппла, новенького.
– Чувак, ну и кошмар вчера в столовой был! Этот рыжий и девчонка…
– Да уж.
– А утром приходили типы в красных формах и утащили на Дальнюю половину ту Панкушку.
Люк ошарашенно уставился на Стиви:
– Хелен?
– Ну да, ее. Черт, что за фигня тут творится?! – Стиви уставился в окно на площадку. – Вот бы мне… не знаю, реактивные сапоги! Я бы мигом отсюда слинял.
– Реактивные сапоги и бомбу, – добавил Люк.
– А?
– Сперва взорвать эту дыру нахрен, а потом слинять.
Стиви задумался – его круглое лицо обмякло – и хохотнул.
– Точняк! Ну да, бомбануть их и слинять куда подальше на реактивных сапогах. Слушай, у тебя лишнего жетончика не найдется? Жрать вечно хочется, а яблоки я не очень люблю. Мне бы сейчас «Твикс». Или колечек луковых, «Фанианс»… Да, «Фанианс» – самое то!
С тех пор как Люк стал паинькой, жетоны у него водились всегда. Он дал три штуки Стиви и велел ни в чем себе не отказывать.
9
Вспоминая свое знакомство с Калишей – и думая как-то почтить ее память, – Люк уселся в коридоре рядом с машиной для льда и сунул в рот сладкую сигарету. Он доедал уже вторую, когда мимо прошла Морин с тележкой чистого постельного белья.
– Как спина? – спросил ее Люк.
– Хуже, чем раньше.
– Сочувствую. Это плохо.
– Таблетки пока помогают. – Она нагнулась и схватила себя за голени так, чтобы ее лицо оказалось рядом с лицом Люка.
Он зашептал:
– Мою подругу Калишу забрали. И Никки, и Джорджа. А сегодня вот Хелен. – Почти все его друзья ушли на Дальнюю половину. И кто у нас теперь главный институтский старожил? Люк Эллис, кто же еще!
– Знаю, – прошептала Морин в ответ. – Я была на Дальней половине. Нам больше нельзя тут разговаривать, Люк. Начальство заподозрит неладное.
Вроде бы в этом был смысл, однако Люк насторожился. Как Джо и Хадад, Морин постоянно общалась с детьми, подбадривала их и по возможности одаривала жетонами. К тому же разве Калиша не говорила, что на территории Института есть и другие «слепые» зоны, где прослушка не работает?
Морин встала, потянулась, уперев руки в поясницу, и нормальным голосом сказала:
– Так и будешь тут целый день торчать?
Люк затянулся сигаретой, висевшей у него на нижней губе, съел ее и тоже встал.
– Погоди-ка, вот. – Морин достала из кармана платья жетон. – Порадуй себя вкусненьким.
Люк поплелся к себе в комнату и растянулся на кровати. Потом свернулся в клубок и незаметно раскрыл тугой бумажный квадратик, который Морин передала ему вместе с жетоном. Неровный почерк не помешал Люку прочесть записку. Буквы были крошечные. Морин исписала маленький блокнотный листок целиком, с двух сторон, и Люку невольно вспомнились слова его учителя английского, мистера Сируа, который однажды назвал лучшие рассказы Эрнеста Хемингуэя «образцом лаконичности». То же самое можно было сказать и про послание Морин. Интересно, сколько ей потребовалось черновиков, чтобы уместить все необходимое на крошечном листке бумаги? Он невольно восхищался краткостью ее речи, даже когда начал понимать, что творила Морин, кем она на самом деле была.
Люк, избавься от этой записки, как только ее прочтешь. Видно, Бог мне тебя послал, чтоб я могла искупить свои прежние Грехи. Я обратилась к Ли Финк из Б-на. Все, что ты говорил, – Правда, и с долгами все будет Хорошо. Вот со здоровьем не очень, оказалось, это то самое, чего я так боялась. НО моим накоплениям ничего не грозит, и долги «списали». Я нашла способ передать деньги Сыну, на Учебу. Он никогда не узнает, что деньги от меня, – так я решила. Очень тебе благодарна и обязана!! Люк, выбирайся отсюда. Скоро тебя переведут на Дальнюю половину. Ты розовый, и когда опыты прекратятся, считай, через 3 дня перевод. Мне надо кое-что тебе передать и сказать что-то Очень Важное, но не знаю как, говорить можно только возле машины для льда, а мы слишком часто там встречаемся. На себя мне плевать, но тебя лишать Единственного Шанса я не хочу. Мне очень совестно за все, что я натворила, глаза бы мои не видели этого Места. Я думала о своем ребенке, но это не Оправдание. Теперь уже слишком поздно. Зря мы с тобой говорили возле машины для льда, но пришлось рискнуть. УМОЛЯЮ, уничтожь эту записку и БУДЬ ОСТОРОЖЕН. Люк, про меня не думай, я все равно скоро умру, думай про себя. СПАСИБО ЗА ПОМОЩЬ. Морин А.
