Ох, господи, надо!
Он снова поднес нож к нежной и уязвимой мочке уха… и тут же резанул, не дав себе времени задуматься, наточено ли лезвие – получится ли отрезать чип одним движением.
Лезвие было наточено, но в последний момент силы, видимо, его покинули: кончик мочки повис на хряще. Поначалу боли не было, только тепло – кровь потекла по шее. А потом уже стало больно. Как будто оса размером с пивную бутылку ужалила его в ухо и впрыснула туда яд. Люк протяжно, с присвистом зашипел, схватил себя за повисшую мочку и дернул вниз – будто сдирая кожу с куриной ножки. Затем поднес мочку к глазам и хорошенько рассмотрел. Надо было убедиться, что с чипом покончено. Перестраховаться.
Люк встал спиной к батуту и сделал шаг вправо – надеясь, что это и есть «взять немного вправо». Впереди высилась темная громада лесов штата Мэн, которые протянулись во все стороны на бог знает сколько миль. Над головой висела Большая Медведица; прямо по курсу была звезда в углу ковша. Иди на нее, сказал себе Люк. Это же так просто. Тем более Морин говорила Авери, что идти недалеко, всего-то около мили. А дальше – второй пункт плана. Не обращай внимания на терпимую боль в лопатках, неприятную – в голени и на совершенно адскую боль в вангоговском ухе. Плюнь на дрожь в руках и ногах. Просто иди. Только сперва…
Люк стиснул правую руку в кулак, замахнулся и метнул через забор огрызок плоти с вживленным чипом. Услышал (или померещилось?) едва различимый стук, когда металлический кружок упал на асфальт вокруг жалкой пародии на баскетбольную площадку. Пусть найдут.
А потом, не сводя взгляда с одной-единственной звезды, Люк зашагал вперед.
21
Двигаться по звездам удавалось примерно секунд тридцать. Дальше он вошел в лес, и звезды пропали. Люк замер на месте. Институт еще частично виднелся сквозь переплетенные ветви деревьев на опушке.
Всего-то миля, и промахнуться невозможно – цель большая, сказал Авери. «Довольно большая», если быть точнее. Так что идти надо медленно. Ты правша, а значит, тебя будет клонить вправо. Учитывай это, но не переусердствуй, иначе отклонишься от курса влево. И считай. Миля – это от двух до двух с половиной тысяч шагов. Ориентировочно, конечно. Точное число зависит от рельефа и особенностей местности. Осторожней, не выколи себе глаз веткой. В твоем теле уже достаточно дырок.
Люк отправился в путь. Ладно хоть в лесу не было густого подлеска – только высокие старые деревья. Под их кронами образовалась густая тень, да и плотный слой опавшей хвои мешал росту кустарников. Всякий раз, огибая какое-нибудь древнее дерево (кажется, это были сосны, но попробуй разбери в такой темноте), Люк изо всех сил старался держаться взятого курса и двигаться строго по прямой. Однако пришлось признать, что прямая эта весьма условная. Все равно что в почти полной темноте пытаться пересечь огромную комнату, заставленную едва различимым хламом.
Вдруг слева что-то фыркнуло и побежало прочь. Одна ветка хрустнула, другие зашуршали. Люк – городское дитя – встал как вкопанный. Олень? Господи, а если медведь?! Олень-то скорей всего убежит, а медведь наверняка не откажется перекусить среди ночи. Вероятно, он учуял запах крови и подкрадывается к Люку… У него же вся верхняя часть футболки насквозь пропитана кровищей!
Звуки стихли, только стрекот сверчков да редкое уханье совы нарушали тишину. Так, соберись. Таинственный шум застиг Люка примерно в восьмистах шагах от Института. Теперь надо идти дальше, вслепую шаря руками перед собой и отсчитывая шаги. Тысяча… тысяча двести… Так, опять дерево, настоящий монстр, нижние ветви высоко над головой, даже не видно их отсюда, значит, обходим… тысяча четыреста… тысяча пятьсот…
Он споткнулся о поваленное дерево и растянулся на земле. Что-то – сук? – врезалось в левое бедро, и Люк охнул от боли. Несколько секунд полежал на хвое, переводя дух и тоскуя – какой бред, какой безумный, адский бред! – по своей комнате в Институте, где всему было свое место, и все было на месте, и никакие звери неопределенных размеров не хрустели ветками под боком. Там было… безопасно.
– Ага, до поры до времени, – прошептал он и встал, потирая новую дыру на джинсах и новую ссадину на коже.
Ладно хоть собак у них нет, подумал Люк, вспомнив какую-то старую черно-белую киношку, где скованные цепями заключенные бежали из тюрьмы, преследуемые сворой лающих гончих. А еще они пробирались по болоту, и там были аллигаторы.
Вот видишь, Люкки, услышал он голос Калиши, все хорошо. Просто иди. По прямой. Насколько это возможно, конечно.
На двух тысячах Люк начал вглядываться в темноту – нет ли где огней. Вообще свет там горит всегда, сообщила Морин Авери, однако самые яркие фонари – желтые. Две тысячи пятьсот шагов. Люк занервничал. Три тысячи пятьсот. Ну все, значит, точно отклонился от курса – причем сильно.
Это из-за поваленного дерева, подумал он. Чертово дерево сбило меня с толку! Видимо, я пошел не в ту сторону, когда встал. А сейчас, может, в Канаду шагаю – запросто! Если Институт меня не разыщет, я помру в этих лесах.
Повернуть назад было нельзя (он при всем желании не смог бы возвратиться по собственным следам), и Люк пошел дальше, на ощупь, чтобы не напороться на ветки и не получить новые ранения. Ухо болезненно пульсировало.
Шаги он считать перестал, но примерно на пяти тысячах (то есть после двух с лишним миль) разглядел впереди, среди деревьев, едва заметный бледно-желтый огонек. Даже решил сперва, что это либо галлюцинации, либо первые предвестники точек и скоро его ждет очередной приступ. Желто-оранжевый огонек становился ярче, рядом появилось еще два тусклых. Несомненно, это были электрические огни. Тот, что поярче, – вероятно, натриевая газоразрядная лампа, какими освещают парковки. Папа Рольфа однажды рассказывал им с Люком (они тогда ездили в кино в «Саутдейл-сентер»), что на такое освещение возлагали большие надежды: думали, яркий свет поможет снизить уровень преступности, сократить число уличных ограблений и взломов автомобилей.
Люка охватило желание броситься навстречу огням, но он сдержался. Меньше всего ему сейчас хотелось споткнуться об очередное упавшее дерево или провалиться в яму и сломать ногу. Огней стало больше, однако он смотрел на один-единственный, первый, и шел прямо на него. Да, Большой Медведицы надолго не хватило, но эта путеводная звезда еще лучше. Через десять минут Люк вышел на опушку леса. За расчищенной пятидесятифутовой полосой стоял очередной забор из сетки-рабицы, с колючей проволокой поверху и прожекторами через каждые тридцать футов. Они оборудованы датчиками движения, сказала Морин. Вели Люку держаться от них подальше. Совет явно был лишний – он и сам догадался.
За забором стояли домики. Очень маленькие. Душегубки, сказал бы папа. От силы комнаты на три, а то и на две. Все одинаковые. Хотя Морин называла поселение городком, домики скорее напоминали казармы: по четыре дома в одном блоке, в центре каждого блока – крошечная лужайка. Кое-где горел тусклый свет – иногда люди оставляют лампочку в ванной, чтобы ночью, если приспичит в туалет, не споткнуться в темноте.
