Хендрикс и Эванс были на уровне С и ставили опыты над детьми. Миссис Сигсби приказала им бросить все дела и развести детей по комнатам – их обоих срочно ждут в Западном крыле. Хендрикс, который даже в лучшие дни умел вывести ее из себя, пожелал знать, в чем дело. Миссис Сигсби велела ему заткнуться и немедленно прийти.
Первым прибыл Стэкхаус. Сразу за ним – врачи.
– Джим, – распорядился Стэкхаус, оценив ситуацию, – подхвати-ка ее. Надо ослабить давление на веревку.
Эванс обхватил Морин за талию – в какой-то момент это выглядело так, будто они танцуют, – и приподнял. Стэкхаус начал развязывать узел у покойницы под подбородком.
– Поторопитесь! – прокряхтел Эванс. – Она в штаны наложила.
– Уверен, вы и не такое нюхали на своем веку, – ответил Стэкхаус. – Сейчас… уже почти… Вот так!
Он снял петлю с головы покойницы (выругавшись себе под нос, когда ее рука по-дружески хлопнула его по затылку), вынес труп из ванной и положил на матрас. Петля оставила на шее экономки черно-фиолетовый след. Все четверо молча уставились на Морин. Тревор Стэкхаус был высокий, шесть футов три дюйма, а Хендрикс – еще на четыре дюйма выше. Стоявшая между ними миссис Сигсби казалась совсем малюткой.
Стэкхаус посмотрел на нее и приподнял брови. Она молчала.
На столике рядом с кроватью они увидели коричневый пузырек. Доктор Хендрикс взял его и потряс.
– Окси. Сорок миллиграммов. Не самая убойная доза, но все же высокая. Рецепт выписан на девяносто таблеток, а в пузырьке осталось четыре. Полагаю, вскрытие мы проводить не будем…
Правильно полагаешь, подумал Стэкхаус.
– …оно показало бы, что она выпила все восемьдесят шесть, прежде чем нацепить петлю себе на шею.
– Такая доза в любом случае ее убила бы, – добавил Эванс. – Эта женщина весит не больше ста фунтов, и совершенно ясно, что страдала она не только ишиасом. В общем, ей недолго оставалось…
– …поэтому она решила не тянуть, – подытожил Хендрикс.
Стэкхаус взглянул на послание губной помадой.
– Ад ждет, – задумчиво произнес он. – Что ж, учитывая, чем мы тут занимаемся, предположение вполне справедливое.
Миссис Сигсби, обычно не позволявшая себе грубостей, рявкнула:
– Чушь собачья!
Стэкхаус пожал плечами. Его лысина в электрическом свете блестела, словно натертая полиролью «Тертл вакс».
– Я имею в виду людей с улицы, которые не знают толком, что здесь происходит. Ладно, не важно. История в общем-то очень простая. Смертельно больная женщина решила побыстрей свести счеты с жизнью, только сперва покаялась. И нас заодно пнула. – Он указал на стену.
Объяснение было правдоподобное, но миссис Сигсби что-то не нравилось. Да, в своей предсмертной записке Алворсон фактически признала, что попадет в ад за дело. Однако в ее словах чувствовалось какое-то… злорадство.
– Она недавно брала недельный отпуск, – подсказал Фред. Миссис Сигсби совсем забыла о присутствии уборщика. Надо было давно его выдворить! Точнее, ей следовало его выдворить. – Ездила домой, в Вермонт. Там и таблетки купила, видимо.
– Спасибо, Шерлок, – ответил Стэкхаус. – У тебя работы мало? Иди помой полы.
– И протри все камеры! – приказала миссис Сигсби. – Я еще на прошлой неделе просила это сделать! Больше просить не стану.
– Да, мэм.
– Никому ни слова, Кларк.
– Конечно, мэм, конечно…
– В крематорий? – предложил Стэкхаус, когда уборщик вышел.
– Да. Попросим смотрителей отвезти ее к лифту, пока все на обеде. Обед у нас начнется… – миссис Сигсби взглянула на часы, – через полчаса.
– А в чем, собственно, проблема? – спросил Стэкхаус. – Да, случившееся надо держать в секрете от подопечных, это понятно. Но вы сделали такое лицо… как будто у нас серьезные проблемы.
Миссис Сигсби перевела взгляд с предсмертной записки на черное лицо покойницы с высунутым языком. Затем посмотрела на врачей.
– Выйдите, пожалуйста, в коридор. Мне нужно побеседовать с мистером Стэкхаусом наедине.
Хендрикс и Эванс переглянулись и вышли.
4
– Она была вашим информатором, так? Проблема в этом?
– Нашим информатором, Тревор. Да, проблема в этом. Если проблема вообще есть.
Год назад – нет, скорее полтора, тогда еще лежал снег – Морин Алворсон записалась на прием к миссис Сигсби и спросила, не найдется ли для нее какой-нибудь подработки. А Сигсби уже год раздумывала над одним проектом, но не знала, как воплотить его в жизнь. Она предложила Алворсон втереться в доверие к детям и время от времени рассказывать ей, о чем они болтают. Экономка согласилась, проявила инициативу и даже некоторое коварство: придумала историю про «слепые» зоны, где якобы не работает прослушка.
Стэкхаус пожал плечами.
– Да она же одни слухи приносила! Кто с кем перепихнулся, кто написал «ТОНИ КОЗЕЛ» в столовой, в таком духе… – Он умолк. – Хотя за эти доносы она, наверное, себя не хвалила.
– Она была замужем, но вы могли заметить, что кольца на пальце нет. Что мы знаем о ее жизни в Вермонте?
– Навскидку ничего не скажу, но все наверняка зафиксировано в документах. Могу изучить вопрос.
Миссис Сигсби задумалась. А ведь ей самой почти ничего не известно о Морин Алворсон! Да, когда-то она носила обручальное кольцо. Да, она была военнослужащей в отставке – как и многие сотрудники Института. Да, жила в Вермонте. И на этом все. Почему Сигсби не узнала о своем шпионе всю подноготную? Теперь ладно, Алворсон умерла, но… Напрашивались тревожные мысли – о забытой в кабинете рации (она решила, что уборщик переполошился из-за ерунды!), о пыльных камерах в коридорах, древних компьютерах и двух бестолковых компьютерщиках, о постоянной порче продуктов в столовой, прогрызенной мышами проводке и небрежных отчетах о видеонаблюдении (особенно в ночную смену – с 23:00 до 07:00, когда подопечные спали).
Безалаберность и халатность.
– Джулия? Я сказал, что могу…
– Я вас слышала, не глухая. Кто сейчас на посту видеонаблюдения?
Стэкхаус взглянул на часы.
– Скорее всего, никого. Сейчас середина дня. Допускаю, что дети либо сидят по комнатам, либо заняты своими детскими делами.
Допускаешь, значит, подумала миссис Сигсби. А допущения – мать безалаберности, это же ясно. Институт существует больше шестидесяти лет, и за все эти годы наружу не просочилось никакой информации. Особый телефон – так называемый Нулевой телефон – использовался только для плановых докладов: ни разу у Сигсби не появлялось иных поводов для звонка. Словом, внештатных ситуаций еще никогда не возникало.
В Бенде, конечно, ходили всякие слухи. Самым распространенным среди местных жителей было заблуждение, что Институт – это какая-то ракетная база. Или лаборатория, где разрабатывается биологическое либо химическое оружие. Или некое экспериментальное правительственное учреждение (уже ближе к правде). Слухи – это хорошо. Слухи – это самогенерируемая дезинформация.
