– Здравствуйте! Что это вы везете? Труп, да? Ее звали Моррис? Странное имя для девочки. А, наверное, Морин! Можно посмотреть? У нее глаза открыты?
– Не обращайте внимания, – сказал Хекл. – Это Донна. Сегодня она еще посмотрит кино, а затем, полагаю, отправится дальше. Уже на этой неделе. Впереди новая жизнь, светлое будущее и так далее. Ну, вы поняли.
Миссис Сигсби, безусловно, поняла. Есть Ближняя половина, есть Дальняя, а еще… еще есть дальняя половина Дальней половины. Конечная остановка. Миссис Сигсби снова дотронулась до волос. По-прежнему лежат. Разумеется. Она вспомнила свой трехколесный велосипед: однажды она каталась на нем вокруг дома и ощутила, как по ногам потекла теплая моча… Вспомнила порванные шнурки. И свою первую машину…
– Называлась «валиум»! – заверещала девочка по имени Донна. Она вскочила, опрокинув стул. Остальные двое без особого интереса подняли головы (у одного каша текла по подбородку). – «Плимут-валиум», я знаю! Господи, скорее бы домой! Господи, когда уже уймется голова!
Двое смотрителей в красной форме вышли… не пойми откуда. Да и какая разница, откуда они взялись, подумала миссис Сигсби. Они взяли девочку под руки.
– Правильно, отведите ее к себе, – сказал Хекл. – Таблеток не давайте, она нам сегодня еще нужна.
Донна Гибсон, которая когда-то секретничала с Калишей Бенсон на Ближней половине, начала вопить и вырываться. Смотрители потащили девочку по коридору, волоча мысками кроссовок по ковру. Обрывки мыслей в голове миссис Сигсби начали угасать, затем исчезли. Однако вибрация на коже и в зубных пломбах никуда не делась. Здесь она была вездесущей, словно гул люминесцентных ламп под потолком.
– Все нормально? – спросил ее Стэкхаус.
– Да. – Только уведите меня отсюда поскорее.
– Если вам будет легче, я тоже это чувствую.
Нет, не легче.
– Тревор, можете мне объяснить, почему все трупы надо везти в крематорий именно через жилые коридоры?
– В Бобовом городе целые тонны бобов, – ответил Стэкхаус.
– Что, простите? – не поняла миссис Сигсби.
Стэкхаус помотал головой, словно пытаясь вытряхнуть непрошеные мысли.
– Прощу прощения. В голову какие-то глупости лезут…
– Да, да, – сказал Хэллас. – Сегодня в воздухе особенно много… посторонних сигналов, так сказать.
– Я в курсе, – буркнул Стэкхаус. – Оно само вырвалось, как будто…
– Как будто вы поперхнулись едой, – невзначай заметил доктор Хэллас. – А ответ на ваш вопрос, миссис Сигсби, звучит так: никто не знает. – Он хохотнул и потрогал губы.
Да мне плевать, только бы убраться отсюда поскорее, снова подумала она.
– А где доктор Джеймс?
– У себя. Ей слегка нездоровится. Тем не менее она просила передать вам горячий привет и выразила надежду, что у вас все замечательно, превосходно, тип-топ и так далее. – Он улыбнулся и вновь приставил палец к уголку рта, как Ширли Темпл: правда, я милашка?
8
В кинозале Калиша выхватила сигарету без фильтра из пальцев Никки, затянулась разок, бросила окурок на пол и растоптала. Приобняла Ника за плечо.
– Совсем плохо?
– Бывало и хуже.
– После кино полегчает.
– Угу. А потом наступит завтра. Теперь я знаю, почему мой папаша был такой злой с похмелья. А ты как, Ша?
– Нормально. – Действительно, голова почти не болела. Беспокоила только легкая пульсация над левым глазом. Сегодня она исчезнет без следа. А завтра вернется, но перестанет быть легкой. Завтра боль будет такая, что в сравнении с ней все похмелья отца Никки (и эпизодически – ее собственных родителей) покажутся цветочками. Упрямая долбежка – будто в голове засел злобный эльф и изнутри колошматит по черепу кувалдой. Ничего, стерпит. Никки страдает гораздо сильнее, Айрис – еще сильнее. И боль с каждым разом уходит все медленнее.
Джорджу повезло. Несмотря на сильный дар телекинеза, он почти не ощущал боли. Лишь слабую ломоту в висках и затылке. Но со временем ему станет хуже. Всем становилось хуже, всем без исключения. А потом? Палата А. Гул. Дальняя половина Дальней половины. Калиша пока не мечтала об этом, мысль о конце, полном уничтожении личности, по-прежнему внушала ей ужас, однако это ненадолго. Айрис уже перестала бояться. Большую часть времени она выглядела как зомби из «Ходячих мертвецов». Хелен Симмс довольно точно описала отношение Калиши к Палате А: мол, это в любом случае лучше, чем Штази-огоньки и адская головная боль без конца и края. Что угодно лучше.
Джордж перегнулся через Ника и посмотрел на нее ясным, почти незамутненным болью взглядом.
– Он сбежал, – прошептал Джордж. – Сосредоточьтесь на этой мысли. И держитесь.
– Мы-то держимся, – сказала Калиша. – Да, Ник?
– Пытаемся, ага. – Ник натянуто улыбнулся. – Хотя мне слабо верится, что парень, так бездарно играющий в КОЗЛА, сумеет привести подмогу.
– Может, в КОЗЛА он играет бездарно, зато в шахматы кого хочешь сделает, – заметил Джордж. – Не списывай его со счетов.
В открытых дверях кинозала возник красный смотритель. На Дальней половине бейджиков ни у кого не было, и смотрители постоянно менялись. Лаборантов тоже не было, только два врача; иногда приходил доктор Хендрикс. Хекл, Джекл и Донки-Конг. Ужасное трио.
– Свободное время закончилось. Если не хотите есть, расходимся по комнатам.
Прежний Никки мог послать этого узколобого качка на хрен; новый Никки молча встал, пошатнулся и ухватился рукой за спинку кресла. У Калиши сжалось сердце. То, что в Институте сделали с Никки, было даже хуже, чем убийство. Намного хуже.
– Ладно, – сказала Калиша. – Пойдем все вместе. Да, Джордж?
– Ну, я вообще-то надеялся на дневной сеанс «Парней из Джерси», – произнес Джордж, – но если вы настаиваете…
Пойдем вместе, как три упоротых мушкетера, подумала Калиша.
В коридоре гул был гораздо сильнее. Да, она знала, что Люк выбрался, Авери ей сообщил. Это хорошо. Беззаботные идиоты пока даже не догадываются о его побеге, а это еще лучше. Но головная боль подрывала всякую надежду. Даже когда она отступала, ты начинал ждать ее возвращения – особая извращенная пытка. А гул, который шел от Палаты А, лишал надежду смысла, и это тоже было ужасно. Калиша еще никогда не чувствовала себя такой одинокой, такой загнанной в угол.
Я обязана держаться, подумала она. Что бы они ни творили, как бы ни мучили нас огоньками и этими жуткими фильмами, я буду держаться. Надо сохранить рассудок.
Под надзором смотрителя они медленно побрели по коридору – не как дети, а как инвалиды. Или как старики, доживающие в хосписе последние дни.
9
Вслед за доктором Хэлласом миссис Сигсби и Стэкхаус прошли мимо закрытых дверей Палаты А. Стэкхаус вез каталку. Из палаты не доносилось никаких криков или воплей, однако ощущение, что они попали в электрическое поле, было здесь еще сильнее; казалось, по коже бегают мыши. Стэкхаус тоже это чувствовал. Одной рукой он толкал импровизированные похоронные носилки с телом Морин Алворсон, а второй без конца потирал свою блестящую лысину.
