– Я не прошу разделить со мной мою участь, не требую долга от сына, который мне чужой. Мы встретились случайно. Мы расстанемся, если таково твое желание. Иди своей дорогой. Я не стану тебя удерживать.
Прежде чем Тарен успел ответить, Краддок резко повернулся и зашагал к овечьему загону.
– Что мне делать? – вскричал Тарен, с мольбой глядя на барда.
Ффлеуддур развел руками:
– Он не уйдет отсюда, это ясно. Теперь понятно, от кого у тебя твое упрямство. Нет, он не сдвинется с места. Но если ты хорошенько поразмыслишь, то поймешь, что тебе надо вернуться в Каер Даллбен. Выяснишь все у Даллбена. Он единственный знает правду.
– Я смогу вернуться сюда лишь к зиме, – ответил Тарен. Он окинул взглядом иссушенную землю, посмотрел на покосившуюся хижину. – Мой… мой отец стар, и у него осталось не много сил. А забот много. За дело надо браться сейчас, чтобы успеть закончить до первого снегопада.
Он умолк и понуро молчал. Ффлеуддур ждал. Гурги затих, лоб его собрался беспокойными морщинами. Тарен поглядел на друзей, и сердце его сжалось.
– Послушайте меня внимательно, друзья, – медленно выговорил он. – Ты, Ффлеуддур, если хочешь, поезжай в Каер Даллбен. Скажи, что поиск мой окончен, и объясни, как все вышло. Что касается меня, то мое место здесь.
– Клянусь Великим Белином, ты собираешься остаться в этой дикой долине?! – вскричал Ффлеуддур. – Несмотря на сомнения?
Тарен кивнул:
– Мои сомнения могут оказаться всего лишь плодом моего воображения. И все же я молю как можно скорее прислать мне весточку. Но Эйлонви ничего не сообщайте, только то, что я нашел своего отца. И все. – Голос его дрогнул. – Краддок нуждается в моей помощи, от этого сейчас зависит его жизнь, и я не могу ему отказать. Но чтобы Эйлонви узнала, что я сын пастуха?.. Нет! – в сердцах воскликнул он. – Этого мне не вынести! Попрощайся с ней от моего имени. Мы не должны с ней больше встречаться. Будет лучше, если принцесса забудет сына пастуха. Будет лучше, если вы все обо мне забудете.
Он повернулся к Гурги:
– А ты, лучший из друзей, поезжай с Ффлеуддуром. Мое место здесь, но тебе не обязательно хоронить себя в этой глуши.
– Добрый хозяин! – отчаянно вскричал Гурги, обнимая колени Тарена. – Гурги остается! Он обещал, он поклялся!
– Не называй меня больше хозяином! – отпрянул Тарен. – Я не хозяин, а простой пастух. Ты хотел стать мудрым? Здесь тебе не удастся набраться мудрости. Ты свободен. Живи. Эта заброшенная долина не начало, а конец.
– Нет, нет! Гурги не слушает! – зарыдал Гурги, зажимая уши. Он рухнул на землю и скрючился неподвижной лесной корягой. – Гурги не покинет доброго хозяина! Нет, нет! Он не уйдет, даже если его будут прогонять толкалками и пихалками! Никакие кричалки и прогонялки не заставят его уйти!
– Будь по-твоему, – сказал наконец Тарен, поняв, что ничто не сможет поколебать решимости этого преданного друга.
Когда Краддок вернулся, Тарен только и сказал ему, что они с другом Гурги остаются, а Ффлеуддур, к сожалению, не может дольше задерживаться.
Ллиан нетерпеливо перебирала лапами и готова была немедленно пуститься в путь. Тарен обнял ее могучую голову и зарылся лицом в густой пушистый мех. Гигантская кошка лишь жалобно мяукала. Молча пожали они с Ффлеуддуром руки друг другу. Тарен долго смотрел вслед медленно удалявшемуся барду, который то и дело оборачивался и махал на прощание рукой.
Оставив Мелинласа и пони привязанными под навесом, Тарен и Гурги принесли свои седельные сумки, где лежал весь их скарб, и положили в углу хижины. Тарен постоял мгновение, оглядывая потрескавшиеся стены и расколотый очаг с холодными угольями. Послышался голос Краддока, звавшего его на пастбище.
– Итак, – прошептал Тарен, – итак, мы пришли домой.
Через неделю-другую житья в этом безлюдном месте Тарен уверился, что жил бы не хуже, если бы исполнись тогда угрозы Морданта. Высокие серые скалы поднимались со всех сторон, окружая его, словно неодолимые стены гигантской клетки. Череда длинных однообразных дней, заполненных бесконечным тяжелым трудом, выстраивалась равнодушным частоколом, а сам он постепенно превращался в узника, теряющего даже свои воспоминания. Сделать надо было много, вернее, сделать надо было все. Землю приходилось заново очищать от камней, коряг и сорняков, хижина требовала серьезной починки, овцы – заботы.
Сначала он боялся рассветов, когда надо было, не выспавшись, вставать с соломенного тюфяка и возвращаться к непосильной работе, но вскоре обнаружил, что, как говорил Колл, надо нырнуть в нее, словно в ледяной поток, и тогда даже изнурительность труда будет только бодрить.
Вместе с Гурги и Краддоком он расчищал поле, выворачивал, обливаясь потом, громадные валуны и тащил их к хижине, где им предстояло пойти на починку развалившихся стен. Ручей, из которого пили овцы, пересох и тек еле заметной струйкой. Тарен расчистил и расширил русло, обложил берега камнями и укрепил крепкими кольями. Когда высвобожденный пенистый поток понесся с горы, Тарен, забыв обо всем, встал на колени, сложил руки лодочкой и пил, пил стылую воду. Первый же холодный глоток наполнил его душу изумлением, будто никогда прежде он не пробовал свежей ледяной воды.
Работы не убывало. Как-то раз они втроем сжигали наступавшие на крохотное поле колючие кусты. Огонь разгорался медленно. Тарен попытался сунуть факел вглубь кустарников. Внезапный порыв ветра бросил язык пламени прямо ему в лицо. Тарен быстро отпрянул, но колючки крепко ухватили его за куртку. Он рванулся, не удержался на ногах и упал. Пламя алой волной захлестнуло его. Тарен закричал.
Гурги, возившийся неподалеку, услышал крик и кинулся на помощь. Но Краддок, подпрыгивая на своем костыле, опередил Гурги. Пастух упал на землю, прикрыв Тарена своим телом, ухватил его за пояс и вытащил из огня. На том месте, где только что лежал Тарен, уже ревел и полыхал огонь, с треском пожиравший колючие ветки.
Пастух, тяжело дыша, с трудом поднялся на ноги.
Тарен остался невредим, но огонь сильно опалил лоб и руки Краддока. И все же пастух улыбался. Он хлопнул Тарена по спине и с грубоватым простодушием прохрипел:
– Я нашел сына не для того, чтобы снова его потерять.
И без лишних слов вернулся к работе.
– Благодарю тебя! – прокричал вслед ему Тарен, но в голосе его проскользнула чуть заметная горечь – ведь человек, спасший сейчас его жизнь, эту жизнь и разрушил.
День за днем протекали в неустанном труде. Когда заболевала овца, Краддок ухаживал за ней с неожиданной нежностью, трогавшей Тарена. И все же именно Краддок разрушил его мечту на благородное происхождение, лишил надежды стать достойным Эйлонви. Когда стаду грозила опасность, Краддок защищал овец самоотверженно, не страшась опасности. Его отвага восхищала Тарена, и в то же время именно этот человек связал его по рукам и ногам узами крови. Краддок не дотрагивался до еды, пока Тарен и Гурги не насытятся, но скудной пищи редко хватало на троих, и пастух вставал из-за стола голодным, всякий раз отговариваясь тем, что у него, старика, совсем нет аппетита. Кусок застревал в горле Тарена, и ему претило великодушие, которое он уважал бы в любом другом человеке.
