– Выше нос, Тимми, – говорит мама, забирая из ящика пачку писем. – На сегодня мы справились. Гляди-ка, это тебе.
Я беру в руки конверт.
И вижу, что письмо – от предполагаемого киллера.
Я бросаю конверт в мусорное ведро.
Потому что мне всё равно.
Меня не волнуют всякие там письма.
Как и наёмные убийцы.
Как и работа детектива.
Прощай, прежний мир.
Прощай, ещё один символ славы забытых дней.
Глава 36. Снова торчу в Санта-Маринаре с Тукас-блюзом в голове
– Вот, забрал у Скримшо, – сообщает Ролло. – Они собирались выкинуть твою деревяшку.
В руках у Ролло – Тапиоковый Я.
– Очень мило с твоей стороны, – бесцветным голосом отвечаю я. – Можешь оставить себе. Для костра сгодится.
Ролло наклоняется ко мне и спрашивает:
– Давно ты там лежишь?
– Несколько дней. Или месяцев. А может, несколько лет… Кто знает?
– Всё хочу спросить: что твои мама и двоюродная бабушка сказали насчёт попугая? Сильно ругались?
– Вообще ничего не сказали.
– Гм, странно.
– Что странного? Может, они решили, что я и без того достаточно настрадался.
– Я слыхал, тебе на этой неделе снимают гипс, – меняет тему Ролло. – Хорошая новость.
– Угу.
– А Молли Москинс все уши мне прожужжала о тебе. Она страшно расстроена, что ты не идёшь на бал.
– Угу.
– Кстати, не знаю, интересно тебе или нет, но я тут выяснил насчет Сам-Знаешь-Кого. В общем, через забор от тебя живут её дедушка с бабушкой. Она временно у них, потому что…
– Ролло, – перебиваю я.
– Что?
– Меня это не волнует.
– Да ладно, прекращай. Ты сам на себя не похож. Сейчас попробуем улучшить тебе настроение. – Взгляд Ролло падает на Тапиокового Меня. – Давай вознесём Тапиокового Тимми на должную высоту! Хочешь, посажу его на спину твоего слона?
– Валяй, – равнодушно отвечаю я.
– Сейчас мы это сделаем! – восклицает он.
Тукас пытается поднять тяжёлую деревяшку над головой и… теряет равновесие.
В результате слон теряет свой тухес.
Глава 40. Полное затмение сердца
Нерешённым остался лишь один административный вопрос, так что я приступаю к его решению.
– Начинаем слушания по делу о дисциплинарной ответственности медведя, – объявляю я Совету директоров. – Прошу директора по этике зачитать обвинения.
Директор по этике (я) зачитывает обвинения:
– Пункт первый. Сознательное поедание попугая по имени Торпеда Боб, принадлежащего моей двоюродной бабушке.
– Возражения имеются?
Возражений не имеется, рук никто не поднимает. Места в Совете директоров пустуют. Уже давно.
Потому что Эпик уволился из агентства.
Моё обращение с ним после того случая с попугаем настолько выбило медведя из колеи, что он решил покинуть корпорацию.
Я меняю повестку дня и ставлю на голосование последний вопрос:
– Кто за то, чтобы спросить у большого и глупого арктического животного, не желает ли он, несмотря на все свои большие и глупые арктические ошибки, ну, это… вернуться в агентство?
Обвожу взглядом зал заседаний. Одна рука поднята.
Глава 41. Молодчина, Уинстон, хорошо сказал!
Если потерял надежду, найди её.
Тимми Фейл
Я просыпаюсь от мужского голоса, который кричит мне в ухо:
– НИКОГДА НЕ СДАВАЙТЕСЬ! НИКОГДА НЕ УСТУПАЙТЕ! НИКОГДА-НИКОГДА-НИКОГДА – НИ в ЧЁМ: НИ в ВЕЛИКОМ, НИ в НИЧТОЖНОМ, НИ в БОЛЬШОМ, НИ в МАЛОМ!
[6]
Открываю один глаз. Вижу двоюродную бабулю.
– Ты что делаешь? – спрашиваю я.
– А ты что? – в свою очередь задаёт вопрос она.
– Пытаюсь спать.
– А я поставила пластинку. – Тётя показывает на вращающийся чёрный диск. – Это Уинстон Черчилль, – поясняет она, – твой кореш.
Я зарываюсь головой в подушку.
– Дай поспать, а?
– Хорошо, спи. Но сперва послушай ещё одну речь. На этот раз мою.
Тётушка отключает проигрыватель.
– Тимми, я хочу сказать тебе нечто такое, чего никогда не говорила твоей матери. Я всё ждала, что однажды она придёт ко мне и попросит денег. Но, дай ей бог здоровья, она этого не сделала. Поэтому я признаюсь тебе. – Бабуля с довольной улыбкой замолкает.
