Я уже закинул сидор за спину и собирался рвануть, взяв низкий старт, но неугомонная Наталья всё же задала вопрос:
— Почему?
— Что почему? — полуобернулся я, поправляя лямки сидора.
— Почему ты сам к товарищу Сталину не пойдёшь?
— А ты думаешь, я не пытался? Посчитали психом. Повесили на меня пару дел, что у них давно висят нераскрытые, что с психа возьмёшь, дали двадцать пять лет и отправили по этапу. Ладно, повезло, сбежать смог с тюремного поезда. Били так, что угодно подпишешь. Так что нет, даже если поверят, через всё это повторно проходить у меня желания нет. Помог я с информацией и так изрядно, указал, где в Татарстане нефтяные месторождения и алмазные россыпи в Сибири, так что сами теперь, сами.
— А ты?
— А я в тыл к врагу, буду диверсии устраивать. Развлекаться, одним словом. Бывайте. Вы, главное, живите, любите и помните.
Больше меня не останавливали, так что я побежал и вскоре под тенью деревьев направился вдоль лесной дороги, изредка поглядывая, не пропали ли свежие следы повозки. А когда те свернули в глубь леса, направился за ними. Когда уже стемнело, я устроился на нижней ветке могучего дуба и с интересом наблюдал, как бирюк складывает костры для посадочной площадки, готовясь встречать гостей. Насколько я помню, там на борту будет несколько диверсантов в нашей форме и груз для самого бирюка. Тот для этого повозку под рукой и держал, чтобы вывозить доставленное. Ждать пришлось ещё три часа, пока не раздался гул моторов тяжёлой высотной авиации противника, где-то уже забили зенитные орудия, — уж не того ли дивизиона батареи, с девчатами которого я познакомился? Вкус их губ до сих пор чувствую, улыбка не сходит. Чёрт, жаль было упускать девчат, но они мне действительно тут только мешали. А что, сговорил бы их отправиться со мной, пусть две жены будет, я лично на предрассудки плевать хотел, сколько хочу, столько и имею.
Наконец костры были зажжены, и вскоре на поляну спланировал «юнкерс», к моему удивлению, винты его двигателей не вращались. Он прокатился в дальний конец поляны, бирюк с повозкой с другой стороны ждал. Я тут же при нём в траве прятался. Салон покинуло с десяток человек, заняв оборону вокруг самолёта, и член экипажа, по шлемофону его опознал в слабом свете костров, особым кодом помигал фонариком в нашу сторону. Бирюк ответил. Видимо, правильно, там успокоились, и вокруг «юнкерса» собралось девять человек в советской форме, видимо все в командирской. Они помогли экипажу поднять хвост и перенести его, направив нос в сторону взлётной полосы. Дальше диверсанты выстроились и по одному скрылись в лесу. Похоже, их тут больше ничто не держало. Когда они исчезли, бирюк покатил к самолёту. Костры ещё горели, но пламя уже не такое яркое было. Я последовал за предателем, но двигался бегом по опушке, прихватив свой сидор по пути. Он у меня укрыт был за деревьями.
Я как раз достиг нужного места и, упав, стал по-пластунски подбираться к самолёту, причём двигался, когда стрелок, что торчал в прозрачной башенке с оборонительным пулемётом, смотрел в другую сторону. Достигнув фюзеляжа, с другой стороны шла разгрузка и слышалось негромкое бормотание, я приготовился к атаке. Работать нужно тихо, так что я был даже рад, что ничего огнестрельного у меня нет, лишь рукоятка обычного складного ножа в руках.
Метнувшись из-под самолёта к двум у телеги, я одним ударом кулака отправил бирюка спать, чиркнул ножом по горлу его собеседника, после чего прыгнул к открытому люку самолёта, где застыл в ужасе ещё один член команды, и вбил ему клинок в горло, чтобы не заорал. Не успел. Только как-то странно булькнул горлом и вывалился наружу. Так-то он на спину должен упасть, но я схватил его за ворот комбинезона и рывком дёрнул на себя. Он вывалился с каким-то мешком в руках, так я быстро расстегнул у него кобуру на животе, достал «вальтер» и, приведя его к бою, заглянул в салон и сразу выстрелил в стрелка, который судорожно доставал свой пистолет. Наверное, увидел, что случилось. Дёрнувшись, стрелок повис на ремнях люльки с пулей в сердце. Я заглянул в рубку управления. Пусто, похоже, экипаж состоял всего из трёх членов. Добив подранков, в том числе бирюка, я разоружил их, оружие в кобурах вместе с ремнями закинул в салон самолёта. Сбегал за своим сидором, там припасы, и стал разгружать телегу, убирая груз обратно в салон самолёта. Не поленился, даже обувь снял с лётчиков и комбинезоны. Справная одежда, пригодится. Шлемофоны тоже прихватил. Прогнав лошадь, чтобы та утащила и повозку, я сел в кресло пилота, перед этим закрыл грузовой люк, и по очереди запустил все три мотора. Так как экипаж с ними не возился, то посадка с заглушенными моторами у них явно проходила штатно. Так и оказалось, моторы громко взревели, перейдя на сытый рокот.
На таком аппарате мне летать уже доводилось в одном из миров-копий, когда мы готовились угнать у немцев субмарину, так что небольшой опыт есть. Подняться в воздух удалось без проблем, догоняя бомбардировщики, что завершили налёт на Москву. Только те куда выше меня были, я держался на километровой высоте, а те — выше десяти тысяч. Я достал карту, взял планшетку у штурмана, посмотрел на компас и стал править курс. Мне с бомбардировщиками не по пути, у меня другой план действий. На Минск. Прикинув запасы топлива и расстояние до столицы Белоруссии, понял: не долечу. Несмотря на то что под крыльями были дополнительные топливные цистерны, половину запасов топлива самолёт уже где-то потратил, так что сяду километров за сто до Минска. Это уже на оккупированной территории. Сейчас бои у Могилёва к концу подходят, уже к Смоленску идут. Всё же конец июля. Ха, а сколько уже прошло дел славных, даже вспомнить приятно. Кстати, завтра первое августа будет.
Тут по корпусу самолёта как будто горсть гороха бросили. И по руке мне ударило. Чёрт, советские ночные истребители атаковали. Видимо, обнаружили меня и с земли навели. Боль была сильная, даже глаза закрыл, чтобы переждать её, не дай бог потеряю сознание от болевого шока. Это конец, спикирую в землю. Однако случилось странное. Мигнув, как мне показалось, я вдруг понял, что лечу в обычный солнечный день. Я сильно прищурился, глаза привыкли к ночной темноте, а резко оказались при дневном свете. Да ещё и солнце, похоже, поднимающееся, светит прямо в лицо. Чуть зрение не потерял. Ничего не вижу.
Отпустив штурвал — самолёт спокойно себе летел дальше самостоятельно, — я достал из кармана куртки перевязочный пакет, у меня своих не было, у лётчиков нашёл в специальных кармашках, и, разорвав зубами упаковку, достал бинт и, задрав окровавленные рукава куртки, гимнастёрки и нательной рубахи, стал бинтовать кисть. Пуля кости, похоже, не задела, но ранение серьезное. Я, конечно, к ним привычен, но если стрелял в себя, то максимум по касательной, кожу содрало, и всё, а тут в центр кисти поймал, рука онемела, боль начала накатывать. Достаточно аккуратно ее замотав, я завязал узел, помогая себе зубами. Кровь остановил, рана сквозная, чистая, как я видел, пока терпимо.
Осмотревшись, я вздрогнул. Рядом с самолётом летело два странных каплевидных аппарата с зеркальным покрытием корпуса. Внизу обычные виды Земли, реки, луга и леса. Лето явное. Так, о чём я думал, когда пуля попала? Хм, кажется, мечтал открутить голову тем, кто повинен в этих моих метаниях по мирам. Похоже, моё желание сбылось.
