– Мне знакома эта проблема, – сказала Смилла и кивнула Эмили. – Ты не поверишь, как мне действуют на нервы мокрые волосы. Но хочу тебя утешить. Должна быть хоть какая-то возможность покрасить одежду.
Тут Пиппо покачал головой.
– Это слухи. Я попробовал и сжёг при этом пальцы. Только очень немногие, очень мощные духи могут иногда надеть что-нибудь другое. Для большинства из нас данный костюм, к сожалению, окончательный, включая волосы. – Он с сочувствием посмотрел на дикие патлы Эмили, но тут слово вновь взяла Максиме.
– Но у тебя действительно прекрасная причёска. Уникальная!
Эмили вежливо улыбнулась и была рада, что слово взяла Аурелиа и заговорила о своём туманном теле.
Уникальная! – именно это слово произнесла Софи, когда опустила фен в тот вечер, в канун Хэллоуина. Эмили так ясно видела её перед собой, что дыхание снова перехватило.
– Эмили, всё в порядке? – На этот раз к действительности её вернул не локоть Рафаэля. Голос Мерлина был так нежен, что она подняла голову. Казалось, её потянули за невидимые нити. – Внезапно ты посмотрела так серьёзно. О чём ты сейчас подумала?
Эмили хотела солгать, чтобы стряхнуть с себя собственную печаль. Но Софи так отчётливо стояла у неё перед глазами, что на ложь не хватило бы никаких сил.
– О моей сестрёнке, – тихо сказала она. – Это она накрутила мне волосы в тот вечер, когда я… – девочка замолчала. – Это было в последний раз, когда мы виделись.
Мерлин кивнул, и прежде чем он успел что-либо произнести, Эмили уже знала, какой вопрос будет следующим. Она затаила дыхание.
– Эта мысль, – медленно произнёс Мерлин. – Что она с тобой делает?
Эмили выдохнула, да так резко, что сидевший рядом Рафаэль отвернулся. На языке у неё сидело, по крайней мере, две дюжины ответов, которые раз и навсегда отправили бы этот дурацкий вопрос в другое чистилище. Но когда она открыла рот, голос её не прозвучал сердито, вопреки ожиданиям. Было что-то особенное в манере Мерлина, что растворяло гнев, и Эмили спокойно сказала:
– Эта мысль делает меня счастливой.
Она почти испугалась собственных слов, настолько они её удивили.
Но Мерлин пристально смотрел на девочку-духа, словно вел её своим спокойным дружелюбным взглядом по тонкой проволоке над пропастью.
– Только вперёд, – сказал он.
Эмили смотрела на свои руки, но не видела их.
Перед глазами её была одна Софи.
– Я боялась, что она сожжёт мне волосы, – продолжала она. – Именно это она и сделала. Но малышка получила от этого такое удовольствие!.. И она нашла меня очень красивой, когда закончила. Её волосы мне всегда нравились намного больше своих, они были такими мягкими и золотистыми. Но сестрёнка любила мои, и когда ей бывало грустно, я позволяла ей заплетать мне косы. Это её всегда успокаивало. – Эмили замолчала. – Я уверена, она плакала, когда узнала о моей смерти… Не могу, эмоции через край… Как представлю, что она зовёт меня, как тогда папу, когда он умер, зовёт, а я её не слышу!.. – Эмили замолчала и будто сглотнула. – Но я верю, что, если ей показали меня в гробу, на моих похоронах… то Софи, конечно, прикоснулась к моим волосам. И я надеюсь, это утешило её.
Только когда звонкая слеза упала на руку, Эмили заметила, что плачет. Слеза разбилась в осколки, и на мгновение девочка-дух подумала, что и она сама в любое мгновение может растрескаться, разбиться вдребезги, словно она треснувший сосуд со слишком тонкими стенками, который больше не может держать форму и стягивать воедино себя по множеству трещин.
Но Эмили не треснула и не разбилась, а глубоко вздохнула и провела рукой по глазам. Она догадывалась, как другие смотрят на неё: с этой смесью мучительного смущения и сочувствия, которое не помогает. Эмили помнила это выражение на лицах посторонних с тех времён, когда потеряла отца. Оно было подобно маске на лицах тех, кто ничего не понимает и хочет лишь одного: как можно скорее уйти подальше от этой скорби, с которой пришлось столкнуться случайно.
Но когда девочка-дух подняла голову, то увидела улыбку Рафаэля. Другие тоже смотрели на неё с нежной теплотой, словно точно знали, какие двери сейчас открылись в её душе и какие там ждали чувства.
– Это хорошо, что сестрёнка так тебе нужна! – сказал Мерлин, и Эмили изумилась. – Возможно, мы умерли, но потеряли не всё, верно?
Эмили сглотнула. Она не могла вспомнить, когда в последний раз плакала перед совершенно незнакомыми людьми, за исключением, конечно, Козимо. Обычно она скрывала слёзы. Но сейчас, отвечая на взгляды остальных, девочка не ощутила ни смущения, ни стыда. Вместо этого впервые за долгое время она открыла для себя совершенно новое чувство: как хорошо не оставаться один на один с сильными чувствами, которых сам, возможно, до конца не понимаешь… С чувствами, которые способны понять только те, кто сам их испытал.
Как долго не чувствовала она себя такой защищённой, как в это мгновение!
Эмили ответила на взгляд Мерлина:
– Верно, не всё.
Рафаэль уже подался вперёд, чтобы что-то сказать, когда неожиданно дверь распахнулась. Эмили так испугалась, что вся сжалась. Остальные тоже вздрогнули, словно их разбудили.
Она медленно перевела взгляд на дверь, и вся её защищённость разбилась вдребезги. В дверях стоял мальчик, который бесцеремонно разглядывал её на собрании. Бунтарь с серебристыми глазами.
Глава 8
Его улыбка была такой надменной, будто он готовился плюнуть под ноги каждому.
– Валентин, – хотя Мерлин всё ещё улыбался, дружелюбие исчезло из его голоса. – Ты опоздал. Как всегда. И в отличие от нашей новенькой – Эмили – у тебя было достаточно времени выучить правила.
Валентин позволил двери за его спиной захлопнуться и медленно подошёл к группе. Его движения были плавными, как у пантеры, которая не создавала шума и никогда не теряла равновесия, каким бы извилистым ни был её путь. Мальчик перепрыгнул через стул, не задев спинки, и сел, спокойно положив руки в серебряных кольцах на колени.
– Но я здесь. Уже прогресс, разве нет?
Мерлин подавленно вздохнул.
– Я хотел бы возразить тебе. Уже пора начать серьёзно относиться к нашим занятиям. Иначе я не смогу подтвердить твоё успешное участие в них, а ты ведь знаешь, что это значит.
По лицу Валентина пробежала лёгкая тень.
– О, да, – с наигранным испугом произнёс он. – Я должен буду предстать перед Дисциплинарным комитетом. Минуточку… – он улыбнулся ещё шире. – Хотя мне всё равно придётся пойти туда. Возможно, я смогу разом ответить за все проступки и получу скидку по штрафам, потому что сэкономлю господам время.
– Скорее ты получишь ещё один арест и карцер, – ответил Мерлин. – Хотя мог бы провести время гораздо лучше, чем в вечном холоде и мраке.
