– Отдай револьвер и уходи, – ровно, не испытывая никаких эмоций, сказала она и, как этого требовали протоколы для ситуаций повышенного риска, вынула аэролит из разъема и положила его в футляр, который спрятала под курткой, перекинув лямку через шею.
Нильсон взял свой саквояж и нервно выглянул в окно, на бушующее море людей. Похоже, перспектива выйти наружу его пугала.
– Другого выхода тут нет, – заметила Ника и повторила, протянув руку: – Револьвер!
Вместо того чтобы вернуть ей оружие, медбрат рванул дверь и тут же выстрелил в воздух. Первые ряды отхлынули, и он, воспользовавшись этим, спрыгнул на летное поле и стал пробиваться сквозь толпу, размахивая оружием и расчищая этим себе путь.
Ника смотрела вслед Нильсону, не веря, что он мог так поступить.
И только через несколько мгновений поняла, что осталась один на один – и совершенно безоружная – с обезумевшей толпой…
* * *
Люди рванули в открытую Нильсоном дверь и мигом заполнили кабину, в самом буквальном смысле прижав Нику к стеклу. Те, кто оказался с краю, пытались захлопнуть за собой дверь, но этого им не давали сделать те, кто остался снаружи. Последние пытались схватить тех, кто находился внутри, и выволочь наружу.
– Я не открою люк в грузовой отсек, пока вы не выйдете, – снова и снова на разные лады повторяла девушка, надеясь, что те, кто был с ней рядом, уже успели немного успокоиться, ведь у них получилось, они внутри! – Я не открою люк и не начну погрузку людей, пока вы не выйдете из кабины. А без меня авион не взлетит. Я не улечу, пока не загружу людей в грузовой отсек, но я его не открою, пока вы не освободите кабину.
Казалось, прошла вечность, прежде чем наконец ее слова услышали те, кто находился в кабине. Поначалу они и не думали реагировать. Даже угрожали, что ей не поздоровится, если она не полетит.
– И что вы мне сделаете? – отвечала Ника, ощущая какое-то неестественное спокойствие. – Убьете? Покалечите? И кто тогда поведет авион?
В конце концов ее слова дошли до сознания людей, и нехотя, очень медленно они один за другим стали выбираться из кабины.
Тот факт, что кто-то добровольно выходит из спасительного авиона, когда все остальные так стремятся попасть внутрь, подействовал на толпу отрезвляюще. Она немного отхлынула и притихла.
Ника встала в дверях кабины, чтобы возвышаться над остальными.
– Никто не улетит до тех пор, пока вы не успокоитесь, – стараясь говорить как можно громче, объявила она. – Чем быстрее мы улетим, тем быстрее я вернусь за новой партией. Отсюда до мыса Горн всего сорок пять минут полета, и я буду прилетать до тех пор, пока не увезу всех желающих! Слово авионеры! И я хочу начать отвозить вас как можно скорее! Но для этого вы должны образовать очередь, чтобы спокойно загружаться на борт авиона. Еще раз повторяю: я не уведу отсюда авион, пока вы не успокоитесь! И я обещаю, что буду прилетать сюда до тех пор, пока не увезу всех желающих!
Толпа и не думала образовывать очередь, но по крайней мере люди молчали и не ломились к «Урагану». Что ж, это уже что-то…
– Сейчас я открою люк в грузовой отсек, – сообщила Ника. – Еще раз повторяю: если вы броситесь его штурмовать, давя друг друга, мы никуда отсюда не улетим!
Сотни глаз выжидательно смотрели на девушку, и, кажется, только сейчас она поняла, что перед ней все-таки не толпа, которая еще мгновение назад казалась ей самостоятельным единым существом, а просто люди. Множество испуганных людей.
И не было никого, кто мог бы взять на себя руководство и как-то их успокоить и организовать.
Не без внутреннего содрогания Ника спрыгнула на летное поле, обошла авион и встала рядом с люком.
Толпа тут же качнулась вперед, готовая атаковать, сминать, сносить со своего пути. Она была почти такой же природной стихией, как и шторм, столь же мощная и неумолимая. И все же, в отличие от шторма, до толпы – если повезет – можно докричаться.
Ника встала перед люком и скрестила руки на груди.
– Я буду стоять у входа, – предупредила она. – Затопчете меня – некому будет вести авион.
А потом открыла люк в грузовой отсек предательски дрожащими руками и развернулась обратно к толпе. К людям. Услышали ли они ее? Смогут ли сдержать себя?
Толпа ворчала и бурлила, волновалась и подталкивала вперед, но все же вела себя вполне цивилизованно: люди проходили мимо Ники по одному или по двое.
Мелькнула мысль предложить, чтобы вперед пропустили джентльменов и детей, но девушка ее отбросила. Не стоит нарушать шаткое равновесие.
Когда грузовой отсек наполнился до предела, Ника подняла руку. К ее удовлетворению, тянувшаяся к авиону очередь застыла.
– Все! – сообщила она и добавила небольшую, но убедительную ложь: – Авион не сможет поднять больше. Сейчас вы освободите полосу, и я улечу на мыс Горн. Сорок пять минут туда, полчаса на разгрузку, сорок пять минут обратно – через два часа я буду здесь. И возможно, другие грузовые авионы. Всем спасибо!
Сев за штурвал, Ника поняла, что могла бы взять с собой еще человек пять в кабину, но рисковать и возвращаться не стала и начала разбег.
Только взлетев, она поняла, что так и не узнала про Алисию и Тиккори.
* * *
– Ника, я тебе запрещаю! – категоричным тоном заявила мадам рей Данс. – Ты превысила максимально допустимую продолжительность полета без отдыха часов на шесть, не меньше. Хватит! Остальное сделают другие авионы!
– Мадам майор, последний раз, – настаивала Ника.
После двух рейсов «Урагана» и еще четырех грузовых авионов толпа на летном поле поредела настолько, что больше уже и не казалась толпой. Собственно, оставшиеся наверняка поместятся в грузовом отсеке «Урагана».
– Мадам майор, пожалуйста, – продолжила упрашивать Ника, когда командир Танго отрицательно покачала головой. – Разрешите мне еще один вылет! Я обещала им… – Ника запнулась, не в силах описать, что творилось на летном поле Алтана, когда она прилетела туда в первый раз. – Я обещала, что буду прилетать до тех пор, пока не увезу всех. Я дала слово авионеры. Я не могу его нарушить! Мадам майор…
Командир Танго бросила на Нику пристальный взгляд.
– Последний раз, – нехотя согласилась она. – Ты права, слово авионеры нельзя нарушать.
У «Урагана», как всегда, ждал Ансель. Он смотрел на Нику с тревогой, но не говорил ни слова. А она ощущала его взгляд почти как теплое, ободряющее прикосновение, и ей почему-то казалось, что он понимает, что она делает и почему. Понимает – и одобряет. Хоть и переживает. А может, она все это придумала, и ощущение молчаливого взаимопонимания – это лишь плод ее воображения, помноженный на сильнейшую усталость…
Приземлившись на авиодром Алтана, Ника едва не завалила «Ураган» налево при торможении и впервые отчетливо поняла, почему установлены такие жесткие правила максимальной длительности полета и минимального необходимого отдыха для авионеры. От усталости она больше не могла концентрироваться, выполняла необходимые действия механически, словно в полусне. Только когда авион начало ощутимо заваливать, она вздрогнула, пришла в себя, выровняла летную машину и поняла, что она очень, очень сильно устала! И что, оказывается, можно сидеть за рулем авиона и не соображать, что делаешь!
