Ника тоже об этом слышала. Хотя мадам эр Спата каждый вечер приходила на ужин в «деревяшку» и неизменно обращалась с речью к личному составу, стараясь поддерживать их мораль и боевой дух, далеко не всем удавалось его хранить перед лицом надвигающейся опасности… Так появился приказ о дезертирстве, наказанием за которое главнокомандующая назначила расстрел на месте.
– Очень… жестко, не находишь? – как-то спросила Ника Эмму эр Грана; та в последние дни частенько составляла ей компанию вместе с Кипом, который перебрался сюда из Патагона вместе с другими членами семей авионер.
– Жестко, – согласилась Эмма. – Но верно. Одно гнилое яблоко может испортить всю корзину; один паникующий человек может заразить своим страхом весь личный состав. А мы сейчас не в той ситуации, чтобы позволить себе такую опасность.
Умом Ника с ней соглашалась. Но – не сердцем. На сердце становилось тяжело всякий раз, когда со стороны контрольно-пропускного пункта доносились, пусть и совсем нечасто, хлесткие одиночные выстрелы. Слыша их, Ника неизменно вздрагивала. И изо всех сил старалась не впадать в отчаяние.
Сейчас смешно было вспоминать, как еще всего лишь несколько месяцев назад она переживала из-за конфликтов с ученицами в летной школе и считала, будто это – настоящие проблемы. Да и вообще все ее прежние страдания казались теперь смешными. Ника верила, будто ее жизнь закончена, когда провела самый первый неудачный учебный полет с мадам эр Винна. Она мучилась от чувства вины за то, что покинула Агату в беде, улетев на мыс Горн. Ей было так неприятно, когда Ансель нашел здесь Мию и отдалился от нее, Ники. Да что там, еще совсем недавно она искренне полагала, что хуже, чем после возвращения с Окракока, когда все осуждали ее за то, что она потеряла «Грозу» и якобы бросила Тристана, уже быть не может!
Да, Ника не раз мнила, что переживает самые тяжелые времена в своей жизни… О, небо, как же она ошибалась! Как раздувала свои мелкие проблемы! Как нянчилась с глупыми обидами! Вот сейчас настали действительно тяжелые времена. Сейчас Ника с радостью бы променяла их на все свои прежние проблемы, сейчас она была бы только рада вернуться в те времена, когда ей казалось, что все так сложно, несправедливо и безнадежно! Но прошлого не вернешь; нужно жить здесь и сейчас – и быть благодарной за то, что у тебя есть, а не страдать из-за того, чего ты лишилась.
И все же каждый вечер, возвращаясь в казарму и стараясь не смотреть на опустевшие койки или на новых авионер, занявших спальные места тех, кто обитал здесь прежде, Ника брала письменный набор – тот самый, изящный и красивый, который подарил ей Нильсон, – и писала письма отцу.
Почта работала из рук вон плохо, а с Сирионом и вовсе не было связи, но Нику это не останавливало. Она писала отцу письма, в которых выплескивала все то, что накопилось у нее на душе, – все свое отчаяние, все свои страхи. Все то, чем она не могла – и не хотела – делиться ни с кем на базе, потому что знала: они ощущают то же самое.
Ника писала длинные, очень длинные письма отцу, перечитывала их – а потом сжигала.
* * *
Шлюпка стукнулась о борт покачивающегося на волнах судна. Вальди ловко забрался по канатам на палубу и настороженно огляделся: все ли монкулы уже заснули или кто-то еще бодрствует?
Не заметив никакого движения, юноша двинулся к люку, ведущему в трюм, мимоходом отметив, насколько привычными для него стали эти вылазки. Таким образом он пробирался уже на пятый корабль, и пока все шло довольно гладко. Монкулы эффективно расправлялись со всем экипажем, а когда выключались от усталости, Вальди беспрепятственно проникал в трюм и освобождал пленников.
Да, один раз он пришел слишком рано, и ему пришлось пережидать пару часов на мачте, прежде чем все монкулы отключились. А на другом судне одному из винландцев удалось так хорошо спрятаться, что монкулы его не нашли и обнаружили уже позже, когда он пробирался к капитанской рубке, чтобы дать сигнал тревоги остальному флоту.
Пока все операции проходили успешно, однако Вальди понимал, что долго так продолжаться не может. Чем больше кораблей они освободят, тем скорее остальной флот обратит внимание на подозрительное молчание своих судов. И как только винландцы поймут, в чем дело, то с легкостью уничтожат бунтовщиков, которые ничего не смыслят в морском деле и не смогут ни уплыть, ни оказать достойное сопротивление.
Ах, если бы им удалось освободить хотя бы одно из тех огромных судов, длинные палубы которых позволяли авионам взлетать! Тогда они могли бы рассчитывать на некоторую поддержку с воздуха. Но все эти суда шли далеко впереди, окруженные надежным кордоном военных кораблей Винландии.
Обнаружив в трюме отсек с пленниками, Вальди привычно принялся отвечать на вопросы и вводить людей в курс дела, одновременно выбирая из связки ключей тот, который подходит к замку. Да, освободили уже несколько кораблей. Нет, монкулы не сошли с ума, им специально отдали такую команду. Нет, они больше не представляют опасности. Да, планируется освободить всю армию. Как именно? Поговорите с капитаном эр Ната, она взяла на себя временное командование. Кто он такой? Вальди на миг замер, размышляя над этим вопросом.
И правда, кто он такой? Да никто. Просто маленький человечек, оказавшийся в ненужном месте в ненужное время и вынужденный делать то, что никто не хочет, но все равно надо.
Вздохнув, Вальди продолжил искать ключ.
* * *
Парламентеры армии Третьего континента заявились на мыс Горн нагло и эффектно: не на мобиле к воротам базы, а на небольшом зепеллине, к тросам которого были прикреплены трепещущие на ветру белые флаги – универсальный знак мирных переговоров.
Практически весь состав летной базы, включая генерала эр Спата, собрался вокруг авиодрома и наблюдал за медленным снижением зепеллина.
Когда днище летательного аппарата коснулось земли, с борта перекинули лестницу, по которой живо спустился щеголеватый мужчина лет тридцати пяти в черно-красной форме. Демонстративно поднял руки, показывая, что не вооружен, и, когда ему навстречу направилась сама генерал эр Спата в сопровождении командиров эскадрилий и майора эр Мада, дал сигнал, и зепеллин начал мягко подниматься в воздух, где и завис ярдах в десяти над землей.
– Мадам генерал, – уважительно поприветствовал парламентер главнокомандующую, коротко кивнув. – Позвольте представиться: полковник ферр Хейн, замкомандующий южным фронтом по вопросам налаживания связей с общественностью.
– Ферр Хейн, – едва заметно кивнула генерал эр Спата в ответ на приветствие и безапелляционно заявила: – Вы слишком молоды для занимаемой должности.
На авиодроме царила пронзительная тишина, звуки в морозном зимнем воздухе разносились дальше, чем обычно, и потому стоявшая в первых рядах Ника прекрасно слышала каждое слово.
Ферр Хейн сверкнул белозубой улыбкой:
– В армии Гервалии продвигают не за возраст и выслугу лет, а за выдающиеся умения и реальные заслуги.
– Что ж, вы похвалили себя и свою страну, можете приступать к делу. Что у вас за предложение?
