– На станцию?
Но курьера уже и след простыл.
Ансель облегченно выдохнул. Ему не хотелось, чтобы кто-то застал его за таким странным занятием, – и уж тем более не хотелось объяснять, для чего он копается в груде булыжников.
Положа руку на сердце, он и сам толком не мог этого объяснить. Точнее, мог, но причины звучали крайне нелепо. Слова Ёр о том, что она – то, что называют сердцем камня, все никак не шли у него из головы.
К сожалению, Ёр с тех пор Ансель так и не видел, и получить от нее ответы на свои вопросы не мог. Потому сейчас он проверял одну из своих версий. Раз Ёр сказала, что Ансель ее разбудил и что она – сердце камня, то получается, пробуждение должно было произойти на Седьмом Небе. А раз Ёр была здесь, на мысе Горн, значит, и разбуженный им камень должен быть где-то тут!
Да, версия невероятная, но ведь разбудил же как-то свой летный камень Тристан! А то, что ни к нему, ни к другим авионерам не являлись сердца их аэролитов в человеческой форме, – ну так ни один из них не будил камни на Седьмом Небе! Может, это такой побочный эффект?
Выстроив эту неоднозначную, сильно натянутую версию и условно приняв ее за верную, Ансель немедленно задался вопросом: где же его летный камень? Ёр он видел, а свой гипотетический аэролит – нет.
И тут Ансель вспомнил: для того чтобы выровнять баланс поврежденной «Грозы», они вместе с Тайреком наполнили булыжниками несколько ящиков и разместили их в трюме. Эти ящики до сих пор стояли в углу ангара, куда их сгрузили после того, как авион вернулся на мыс Горн. Разбуженный им аэролит мог находиться только в них.
Пусть и крайне сомнительная, эта теория не давала Анселю покоя. Он убеждал себя, что в ней слишком много натяжек и несостыковок, но настырный внутренний голос продолжал нашептывать: «А что, если это правда?»
Наконец Ансель сдался и, когда у него выдалась свободная минутка, отправился в ангар, разыскал те самые ящики и принялся перебирать булыжники.
Юноша по очереди брал в руки каждый камень, с замиранием сердца ожидая, что вот-вот один из них засияет в его руках, а он почувствует то невероятное ощущение единения, о котором рассказывали авионеры. Но чем больше пустели ящики, тем больше росла уверенность Анселя в том, что он просто идиот.
Курьер застала юношу в тот момент, когда на дне последнего ящика осталось лишь несколько камней. Фыркнув над собственной наивностью, Ансель решил все-таки не бросать дело, когда он так близок к его завершению.
Взяв в руки последний камень, Ансель ощутил, как на короткий миг сердце замерло в хрупкой надежде, – и криво ухмыльнулся. Разумеется, и этот оказался самым обычным булыжником. Что ж, пора прекратить забивать себе голову всякими глупостями.
Приняв это решение, юноша поспешил на железнодорожную станцию, расположенную совсем рядом с базой. Там его уже ждали и отвели к платформе с каким-то громоздким грузом, накрытым объемной конструкцией из фанеры и плотной ткани.
– На креплениях – печати Имперской Конструкторской и Министерства полетов, – сообщила Анселю начальница состава и протянула лист бумаги. – А здесь – письменное распоряжение мадам рей Брик, пусть небо ей будет крыльями, чтобы печати вскрыл лично Ансель рей Марн.
Сунув в руки онемевшему от неожиданности Анселю письменное распоряжение, начальница состава заторопилась прочь, наблюдать за разгрузкой остальных вагонов. А механикер еще некоторое время стоял на месте, чувствуя, как колотится сердце в груди. Юноша вспомнил о последнем письме мадам рей Брик, в котором она сообщала, что кое-что ему отправила, но не написала, что именно, на случай, если корреспонденцию перехватят шпионы. Однако она уверяла, что когда Асель это получит, то сразу поймет, что нужно делать.
Пальцы, срывающие с креплений печати, слегка дрожали – то ли от волнения, то ли от порывов холодного зимнего ветра. Фанерные панели поддались не сразу, но когда Анселю наконец немного удалось сдвинуть одну из них в сторону и заглянуть внутрь вагона, у него перехватило дыхание, а на глаза непроизвольно навернулись слезы.
Да, мадам рей Брик была права: он знает, что это такое и что нужно делать.
* * *
Зайдя в казарму, Ника замерла на пороге: в глаза сразу бросилось значительно увеличившееся количество идеально застеленных коек.
Девушка сглотнула ком в горле. Конечно, она понимала, что авионеры гибли во время боев, а за последние дни боев было… немало. И все же вид этих пустых коек подействовал почти так же, как если бы она увидела надгробия могил.
В казарме было пусто. Ника присела на свою постель и с облегчением выдохнула, увидев, что одеяло на койке напротив смято. Значит, Черная Берта жива. Ника откинулась на подушку, прикрыла глаза и подумала, что слишком взвинчена для того, чтобы уснуть.
И немедленно провалилась в сон – путешествие из Шайрели и переживания последних дней изнурили Нику куда больше, чем она осознавала.
Когда девушка проснулась, за окнами было уже светло. Казарма вновь пустовала, что вполне объяснялось временем завтрака. Поняв, что жутко проголодалась, Ника поднялась, поплескала себе в лицо водой из умывальника и отправилась в «деревяшку».
Внутри все было как обычно: тепло от горящего камина, вкусные запахи выпечки и жаркого, тихий гул голосов. Вот только эти голоса стихали за теми столами, мимо которых проходила Ника, и снова набирали силу за ее спиной. А холодные, осуждающие взгляды Ника ощущала почти физически.
Гадать о причинах долго не пришлось.
– Бросила рей Дора на произвол судьбы и сбежала, – донесся до нее шепоток. – А потом разбила «Грозу» в океане!
Ника едва не споткнулась от неожиданности – и от несправедливых обвинений. Все было совсем не так!
Больше всего девушке хотелось выбежать вон из «деревяшки», но это означало проявить слабость. Потому Ника глубоко вдохнула, собираясь с силами, и постаралась поступить так же, как Ванесса: гордо вздернула подбородок и с независимым видом пошла дальше, притворяясь, будто все это ее ничуть не задевает.
И вдруг подумала: а что, если Ванесса в такие моменты тоже переживает, а высокомерие – лишь маска, за которой она скрывает настоящие эмоции?
Ника не глядя наложила себе в тарелку что-то из съестного, невидящим взглядом обвела зал и уселась за ближайший пустой стол. Нацепила что-то на вилку, машинально положила в рот и прожевала, не почувствовав вкуса. Держать лицо, главное – держать лицо! Авионера – это лицо Империи, ее гордость и сила, и она не имеет права расстроенно хлюпать носом!
– Ника! – услышала она голос Нильсона. В следующий момент медбрат опустился рядом с ней на скамью. – Как же я рад тебя видеть! Я места себе не находил, пока тебя не было!
Девушка равнодушно кивнула. Обычно внимание и забота Нильсона всегда поднимали ей настроение, но сейчас ей было слишком плохо.
– Устала? – заметил юноша ее мрачное настроение.
