Дашка захихикала. Анжелика с девицей-фотографом подпрыгнули и, подставляя друг другу подножки, понеслись за попытавшимся ретироваться Ивушкиным.
– Скажите, а господин Чабурадзе здесь? – не доверяя собственному зрению, уточнила у официанта Дашка.
– Кто? – не понял парнишка.
– Чабурадзе!
– Идите, идите, она шутит, – успокоила официанта Эллочка.
– Не шучу! А Алеша Далекий здесь? – уперлась Дарья.
– Не задерживайтесь, идите, – подтолкнула раскрывшего рот официанта Эллочка.
Дарья вытащила из сумочки телефон и попробовала дозвониться Собакину, который уже полгода как перешел на торговлю самокатами. Потом поймала чудом оторвавшегося от Анжелики и фотографа Ивушкина и заставила его позвонить Григорию. Миша сделал вид, что звонит и дозвониться не может.
Потом Дарью одолела икота, и возрастной товарищ вместе с возвратившейся за Ивушкиным Анжелой принялись поочередно вливать в нее воду. Руки у обоих дрожали, и вода эротично стекала на сарафан, делая его из полупрозрачного прозрачным.
У столика столпились зеваки и стали просить Анжелику дать им возможность поучаствовать в шоу.
– Ну, всё, всё, переходим на сок, Даше больше не наливать! – заботливо поправив одновременно упавшие лямки сарафана, предупредил утешитель.
Все согласились и из солидарности стали разливать напитки под столом. Дашка взялась за sms: «Мальчик – твоя полная копия! Но все равно никто и никогда не будет любить тебя так, как я!»
Включил Чабурадзе телефон через два дня после выставки. Увидел сто один пропущенный вызов от Дарьи, пятьдесят с номера Анжелы и злополучную sms. Кто ТАК на него похож, он не понял, так как своего сходства с Ивушкиным в упор не замечал и в добрые чувства Дарьи не поверил, поскольку уже историю знал и, входя в King bar, краснел.
Возрастной товарищ отвлекся всего на минуту. За это время к размахивающей телефоном и копирующей жест Олигарха Дашке успел подойти несчастный официант.
– Повторить? – уточнил он.
– Да! Двойной! – кивнула Даша.
– Откуда? – ужаснулся утешитель.
– Официант принес, – Дарья наивно хлопала глазками и декламировала стихи: – И только небо в голубых глазах Григория, как упоительны в Тбилиси вечера! – творческое мышление никогда ей не изменяло.
Прощаясь, запасливая Анжелика прихватила с собой пару барных пледов. Хотела прихватить и Ивушкина, но тот сопротивлялся. Он боялся, что Дашкины подруги окажутся похожими на Дашку и вскоре начнут его преследовать.
– Ну, пока, Гриша, – помахала Ивушкину Эллочка.
– На Зоопарковую, 44, меня, – приказала таксисту Дашка. В долю секунды Миша Ивушкин чуть не поседел.
Спасла ситуацию Анжелика:
– В Бирюлево нас! Всех! Кроме этой, ее по дороге! – Под «этой» подразумевалась девица-фотограф.
После шоу возрастной утешитель еще долго Анжелике-Анжеле названивал, желая уточнить, не превратился ли он в Гришу Чабурадзе? Ему казалось, что если Даша так доверчиво рыдала у него на груди, то она непременно должна его полюбить и начать атаковать. Анжелика сравнивала фотографический образ лысеющего низенького утешителя с образом Чабурадзе в своей памяти и отрицательно качала головой: нет, не превратился!
– А по-моему, все-таки похож! Скажите, чтобы она, если что, за мной не бегала! – привставая на носочки перед зеркалом, упорствовал возрастной товарищ. Что он подразумевал под «похож» – пресловутые четырнадцать сантиметров или что-то иное, – оставалось для девушек загадкой. Даша его не атаковала, а вот Анжелика позвала в гости.
Григорий смотрел на спящую Дашку, по-детски свернувшуюся калачиком, и сам не верил, что разрешил ей остаться. Еще он не знал, как позволит ей уйти…
– Дашка, Дашка, зачем так все усложнять? Куда тебя несет? – прошептал он. – Зачем ты опять к нему вернулась?
– Холодно, – она поежилась во сне и натянула плед к подбородку. Очевидно, температура поднималась.
– Сейчас будет тепло, – повинуясь каким-то смутным инстинктам, Григорий осторожно опустился с ней рядом и крепко прижал ее к себе. Дрожь прошла, и приятное тепло разлилось по телу. Он ощущал ее горячее, сбивчивое дыхание, слышал размеренно бьющееся сердце. Их близость была настолько безусловной и целостной, что не требовала ни дополнений, ни объяснений.
– Всегда в твоих объятьях, – прошептала Дашка сквозь сон, – всегда…
Дарья проснулась первой. Часы на руке показывали 6:30 утра. Григорий, расслабленный и умиротворенный, по-хозяйски прижимал ее к себе и тихонько посапывал. Дашка осторожно высвободилась из его объятий и на цыпочках вышла из квартиры. Больше всего на свете ей хотелось остаться, но нарушить обет и предать Олигарха она пока не могла.
Припорошенная снегом машина завелась легко и по-немецки обстоятельно. Дорога была пустынной и хорошо освещенной.
– Спасибо, господин Лужков! – мысленно поблагодарила Дарья, без эксцессов добравшаяся до дома.
Разбор полетов
Олигарх встречал ее на пороге:
– Ключи!
Дарья молча протянула ключи от машины.
– Телефон!
Дашка достала из сумочки подаренный Олигархом Vertu и так же молча протянула ему.
Олигарх с силой зашвырнул телефон в стену.
– Дашич, ты меня за идиота держишь? – голос мужчины мечты прогремел в тишине дома не хуже ядерного взрыва.
– Нет.
– Громче!
– Не держу!
Олигарх зашвырнул тарелку об стену. Он знал, Дарья ему не изменяет. Но знал он также и то, что, нарушив одно правило, она нарушила весь договор и сравнялась с «конкуренточками».
– Кобальтовая сетка, – напомнила Дашка, – жалеть будете!
– К еб*ни матери эту сетку! – заорал Олигарх, но все-таки заменил следующую тарелку на бокал.
При мысли о Григории его охватывало то же бессилие, которое когда-то охватывало Тубеленького при мысли о нем. Чабурадзе казался неизживаемым. Он жил в ее памяти, в ее мыслях, в ее снах, так же как когда-то там жил Олигарх. О нем можно было не слышать, но нельзя забыть.
Олигарх орал долго и страшно. Слова цензурные встречались редко. Дарья молчала и не оправдывалась.
– Чего молчишь? Согласна с тем, что я о тебе говорю? – Отказ от защиты лишал его последних аргументов. Глазик предательски задергался.
– Хочу дать тебе выговориться, – Дашка обессиленно прислонилась к стене.
Олигарх развернулся, поднялся к себе в кабинет и хлопнул дверью так, что услышали даже в домике напротив и «в ужасе» подпрыгнули бронзовые тараканы, небольшими группками разместившиеся на паркете. Олигарх забавных зверюшек любил.
Ужинали молча. Спали раздельно. Точнее, по разным домам: Олигарх поехал инспектировать семью.
