• До рынка, где настоящая женщина должна, подобно разведчику, выбрать из груды помоев САМЫЕ лучшие фрукты, слава богу, не дошло. Девушки с трудом отличали свежие огурцы от соленых, и на перспективные «должности» штатных ложкомоек не годились.
• Тест на длинные и изящные пальцы рук был единственным, который, благодаря генетике, Дарья прошла.
• Седьмое испытание, эротического характера, Анжелика-Анжела проходила в индивидуальном порядке, но позже. Там, как истинная леди, она должна была «пасть и отдаться» исключительно на хрустящих простынях, свалившихся с неба. «Девять с половиной недель» был любимым фильмом не только в семье Муштерманов. Анжелика плюхнулась «куда придется» и наутро очень удивилась, обнаружив вместо заявленного накрахмаленного шелкового великолепия, давно нестиранные, странно пахнущие куски полотна, назвать которые постельным бельем не поворачивался язык. В обыденной жизни несоответствия Артем не замечал и в прачечную, как и Лежаков, не спешил. Однако Анжелке минус за пункт поставил. Очевидно, простыни она должна была привезти с собой.
Фермер, как за глаза прозвали его подруги за любовь к природе и разведение хрюшек и баранов, был подтянутым и высоким мужчиной с вдумчивыми водянистыми глазами. Его мягкая размеренная речь доходила до сознания Анжелы откуда-то исподволь, минуя вопросы и щекотливые темы. Создавалось ощущение, что Фермер умен…
Первая близость, несмотря на Анжелины попытки процесс ускорить, произошла на классическом третьем свидании. В домике, заботливо подсунутом Олигархом. Про пенсионера Фермер знал, но верил в лучшее и со дня на день ждал переезда любимой.
Уезжая, Анжелика нацарапала на двери домика в Курочкино: «Анжела + Артем». Фермер умилился. Через пару дней он заехал к Дашке по старому адресу и обнаружил на двери лежаковской халупы схожее «уравнение»: «Анжела + Лежаков». Фермер удивился. Еще через несколько дней, завозя «переезжавшую» Анжелку на Хохлятский переулок, он столкнулся с аналогичным постулатом в новой интерпретации: «Анжела + Пенсионер». Фермер разозлился. Выпив, барышня любила оставлять «автографы».
Анжелика-Анжела струсила в самый последний момент. Так заманчиво прозвучало приглашение пенсионера в Европу, так страшно вдруг стало что-то менять, так испугалась она, что не сегодня, но завтра может стать больно… Что Артем уйдет, а она останется одна, без денег, против целого мира (вариант с работой барышней никогда не рассматривался). Вспомнились слезы, пролитые по Лежакову, и потерянный и жалкий взгляд Тубеленького в Крыму. Ненавидящие крики Григория по громкой связи, когда нарочито вежливая Эллочка пыталась узнать его мнение о Дашкином творчестве. Некогда милый и трогательный, почти мальчишка, он орал страшным голосом и грозился сжечь типографию. Люди любили, а потом предавали. Любили, а потом ненавидели. Рисковали и оставались ни с чем.
Накануне ее отъезда в Швейцарию наделенный почти женской, звериной интуицией Артем больше не называл Анжелику «котенком» и «своей девочкой», а, провожая ее до дверей, сказал, что им нужно друг от друга отдохнуть. Анжелка неловко солгала, что едет к бабуле в Севастополь.
Вернулась она десять дней спустя. Радости поездка не доставила. Близость с нелюбимым раздражала, не радовали ни шопинг, ни гигалитры залитого в себя алкоголя – попытка сбежать от собственной личности и удручающей реальности.
Больше Фермер не писал и не звонил. Анжелике оставалось «доить» пенсионера и надеяться… Со временем она даже перестала понимать, чего ей хочется больше: Фермера или жизни на ферме, так заманчиво расписанной Артемом.
До Григория доходили слухи, что Дашка ушла от Олигарха и переехала к Изе. Он так и не понял, почему она не осталась тогда, и, периодически натыкаясь на ее лицо, украшающее рекламные плакаты очередного ситкома, силился угадать, помнит ли она то, что помнит он, или это лишь забавная и нечестная игра перегруженного мозга.
Блондинка все чаще оставалась ночевать у него. А из переизданного Олигархом Дарьиного альбома карикатур мистическим образом исчезли все его портреты. Алеша Далекий смотрел на него, понурого и раздражительного, с насмешливым сочувствием. Дашка больше не атаковала их офис, и не было новых претенденток на сердце корпоративного секс-символа. Стало некого ненавидеть и не о чем рассказывать.
Иногда кто-то звонил ему и молчал, пару раз по старой памяти он даже начинал материться, но это оказывались заграничные партнеры, а тишина – долгим соединением. Партнеры мата не понимали, но эмоциональности реакций удивлялись. Алеша предложил Григорию сходить в отпуск…
Незнакомые номера Чабурадзе принимал за навязчиво звонящих Дашкиных подруг и все непонятные sms списывал на их счет. Где-то внутри теплилась надежда: ничего не закончено и что-то еще можно вернуть, но sms находились логические объяснения, а номерам – владельцы. С Дарьей они связаны не были. И Чабурадзе начал забывать…
Стирались из его памяти волоокая бестия и Канале Гранде. Ночные выстрелы и грязноватый мартовский снег. Дашкины поцелуи и ее письмо. «Секс по sms» и интервью для тамбовского журнала. Ее ночной визит и утреннее бегство.
Он больше ничего не ждал от звонящего телефона, и не было смысла сжигать типографию. Нелюбимая блондинка медленно отвоевывала территорию. Через полгода ее заменили низкорослой и не менее нелюбимой шатенкой.
В окружении бронзовых тараканов Олигарх потерянной мечты гнался за самым иллюзорным в этом мире – тишиной и покоем. Он раскладывал на столе подтаявшие за время кризиса баксы и евро и горестно вздыхал. В его снах все чаще возвращались лихие девяностые с их легкой и несопоставимой с вложениями наживой. Сотнями тысяч долларов, валяющимися в бардачке машины. Золотой цепью и похожим на патриарший крестом на его груди. «Конкуренточкой» номер один в его объятьях и веселыми дружескими компаниями. Теперь друзей у него не было.
Вместо Тубеленького он разговаривал с игрушечной обезьяной, и хотя в глубине души своей Дашкой по-прежнему гордился, легкая грусть, которой не было объяснения, все чаще делила с ним вечернее одиночество. Его преданная девочка, свято исполнявшая заветы. Она смогла найти себе богатого и успешного, научилась просчитывать ситуации на три хода вперед, именовать отношения договором и сквозь призму равнодушия смотреть на измены, никому не доверять и почти никого не любить. Ее так же, как и его, мало что радовало и забавляли примеры человеческой глупости. Она нашла в себе силы уйти и избавиться от привязанности. Его единственный друг.
Почему же теперь он жалел о той Дашке, которая так доверчиво льнула к нему в Париже? Почему, избавившись от нее сейчас, чтобы не страдать потом, он мучился сильнее? Почему он жалел даже о ее любви к Григорию, как о последнем, что напоминало ее восемнадцатилетнюю?
Она ушла, и с ней ушли азарт и молодость. На смену этому должно было прийти что-то другое, быть может, большее, и он отчаянно искал это что-то в многочисленных книжках. Он скупал их десятками, сотнями, но «что-то» так и не приходило…
Аркаша Тубеленький по-прежнему снимался в творениях именитого продюсера. Он играл зеков, «шестерок» и запойных алкоголиков. Эра «Четверо снизу» в его жизни не повторилась.
