– Да, – не понял Алеша. – А что? Он что-то не проплатил?
– Да нет, с этим все в порядке. Я сегодня в офис не вернусь! – на ходу бросил Григорий.
– Гриш, не надо! У них все хорошо!
– Она моей личной жизни мешает!
– Чем? У нее СВОЯ личная жизнь!
– Этим и мешает! Поеду, голову оторву!
– Крышу снесло, – провожая приятеля сочувственным взглядом, заметил Ивушкин. С годами отличить его от Чабурадзе стало почти невозможно…
– А если сделку сорвет? – забеспокоился Алеша.
– Не сорвет! – заверил Ивушкин. – То лодка, а то очередная актриса. Это она в нашей канторе «такая особенная», а для Муштермана все равно, что Ангелинка. Есть – хорошо, нет – другую найдет. Должно же это безобразие чем-то закончиться. Санта-Барбару и ту меньше лет показывали, чем нашу «чабурадарию». «Дом 3» – любовь и ненависть в Super Marin, ей-богу!
Эка-Екатерина, Анжелика-Анжела, Рыжая Бестия и Эллочка Крылышкина уютно расположились на балконе Дашкиной квартиры в «Серебряных замках». Они потягивали глинтвейн и обсуждали последние новости: выезд тусовки на ГОА, фасон свадебного платья для Дарьи, долгожданное водворение Анжелики-Анжелы на ферму (правда, не в Курочкино), нового мужа Эки-Екатерины, оранжевую «Оку» Эллочки Крылышкиной и «сериальный» роман Рыжей, изобилующий соплями.
Счастливая Анжелка рассказывала кровавые истории про свежезарезанных баранов и эротичные про неутомимых деревенских парней. Вдали от цивилизации она выглядела счастливой, упитанной и порозовевшей, как фермерский поросеночек у лужи! Гарного хлопца с брутальным, не обремененным интеллектом лицом она нашла у бабули в Ставрополе. Там она пребывала на пике гламурности и фразу «шопинг в Милане» произносила с хорошо наработанной небрежностью!
Эка-Екатерина делилась сплетнями с «около-Шапкинских» и «превзошедших-Шапкинские» тусовок, так как в «Шапкинскую» ее не принимали. Казалось, «Крыша мира» стала ее домом. Впрочем, найти там «копейкинского» мужа, соседа Олигарха, в рекордно короткие сроки ей это не помешало. Ее новое кольцо напоминало размерами кирпич и, будучи убранным на дно сумочки, дно это оттягивало.
Эллочка расписывала достоинства новой машины и преимущество оранжевого цвета над всеми остальными.
Рыжая – бурный темперамент «соплеменников» Чабурадзе. «Бацилла» Кавказа, «занесенная» Дашкой в усугубленной форме передалась и ей. Не передались лишь водянистые денежные знаки, «прилагающиеся» к Григорию.
Мечты сбывались, и девчонки выглядели довольными. Дашка чертила на ватмане эскиз свадебного платья и дивилась собственному безразличию.
Консьерж позвонил ей на домашний: «Дарья Александровна, добрый день. К вам посетитель. Пропускать?»
– Какой посетитель? – удивилась Дашка.
– Григорий Чи-бу-ра-дзе, – по слогам и неправильно сообщил консьерж.
– Пропускайте!
– Ну? Кто там? – вместо девушек верещало коллективное любопытство.
– Чабурадзе, – Дашка отставила бокал и бросилась к зеркалу прихорашиваться.
– О-ля-ля, не будем вам мешать! – заинтригованная, но корректная Эка-Екатерина подхватила сумочку и направилась к выходу. Увлекая за собой «шайку».
Чабурадзе позвонил в дверь.
– Здравствуй, Григорий! – Анжелика улыбнулась в тридцать три зуба.
– Все на выход! – нарочито грозно распорядился владелец заводов, газет, пароходов. Глаза его смеялись.
– Старые знакомые! – расхохоталась Рыжая, и с неженской силой похлопала Григория по плечу.
– На выход, девочки!
– Пока-пока! – Девицы по очереди чмокнули Дашку и с трудом удержались, чтобы не чмокнуть Чабурадзе.
– Проходи, – Дарья жестом пригласила Григория в гостиную. Он молча проследовал за ней.
– А Изи нет дома.
– Я к тебе.
– Выпьешь что-нибудь?
Григорий выложил на барную стойку цепочку с крестом.
– Почему не отдала полтора года назад?
– Боялась, – Дашка опустилась на диван и отвернулась к окну.
– Чего? Остаться без койко-места в «Серебряных замках»?
– Что не смогу с собой справиться и все начнется сначала, – Дашка силилась унять внутреннюю дрожь, но холод пробирал ее до костей.
– А теперь? – взгляд Григория буквально «просверлил» ее насквозь.
– Теперь не боюсь. Теперь я с Изей и мне ничего не страшно. И я больше ничего не чувствую.
– Легко давать клятвы, зная, что никто не потребует от тебя их исполнения, да, Даша? – мертвой хваткой он вцепился ей в плечи и заставил посмотреть себе в глаза.
– Ты о чем? – Дарья отвела взгляд. Она чувствовала, ее внутренний мир рассыпается на пазлы и ей больше никогда не удастся их собрать.
– О том, что любовь – самое главное в жизни! Что ты будешь любить меня всегда. Твои слова? Или это тоже полет неуемной фантазии?
– Полет неуемной фантазии той девочки, которая жила на улице Расписная.
– Ту девочку я знал и понимал.
– От той девочки ты бегал и прятался. Она тебя любила и отдала бы собственную жизнь… Сейчас ты пришел не за мной, а за женой Муштермана. Той, которая в тебе не нуждается, а потому снова интересна.
– Неправда!
– Правда, и именно поэтому ты здесь, Григорий!
– Не поэтому, но тебе хочется, чтобы это было так, это избавит тебя от необходимости присовокупить супер-эго к либидо и сделать личность целостной! – Любви к словесному понту гендиректор Super Marin не утрачивал даже в моменты тяжелых душевных метаний и все, что знал, выдавал скопом.
– От голоса совести, проще говоря? Дедушка Фрейд! Мой первый курс… – Дашка улыбнулась иронично, но невесело, внешнее спокойствие давалось ей с явным трудом. – Психология – наука относительная и неточная, caro mio. Мое супер-эго давно молчит, и я не испытываю в нем острой необходимости. А Фрейд… Фрейд был старым озабоченным параноиком и морфинистом.
– Страшно привязаться к кому-то, кроме кредитки, да, Даша? Бежишь от любви, потому что на нее не способна? Все твои слова – ложь? Обещания – дань моменту? – во взгляде Чабурадзе был вызов. Дашка прикрыла глаза, будто что-то обдумывая. Потом резко оттолкнула его руки и встала.
– Твои выводы ошибочны: я преследовала тебя, бегала за тобой, плакала из-за тебя, но это не значит, что я тебя любила. Я не звоню тебе и не преследую, я больше не плачу, но это не значит, что я тебя не люблю. Я учусь на актерском. Я умею плакать и не страдать, я умею страдать не плача. То, что я не изменяла Олигарху, не значит, что я была ему верна, и то, что я живу с другим, не означает, что я тебя предала… Ты просто не понимаешь… – к концу тирады голос Дашки звучал совсем тихо, и Чабурадзе с явным трудом разбирал слова.
