– Проголосуй за Изю! – попросила Даша.
– Хорошо! – согласился покорный Тубеленький, но почему-то написал на бюллетене «Сковороделло», в этот момент Дашка проснулась.
С тоской оглядев роскошные апартаменты, Дарья принялась собирать чемоданы. Собирала медленно и звонок Чабурадзе оттягивала. Мелочное самолюбие «шипело»: «Пускай помучается, как когда-то мучилась ты!»
Около 20:00 прилегла отдохнуть. Безудержно клонило в сон. «Защитная реакция организма на стресс», – подумала она, засыпая. Покидать уютно-одомашенного Изю и «Серебряные замки» было больше чем просто «жаль».
Проснулась Дашка в 00:15. Минут пять приходила в себя. Потом позвонила Григорию. Трубку долго не брали. Григорий Зурабович Чабурадзе в King bar поднимал очередной и уже не десятый бокал за любовь современных барышень к деньгам, за любовь и предательство вообще и за таких честных, бескорыстных девушек, как местная официантка Анечка. Его надрывно звонящий телефон валялся на столе.
– Ответить надо бы, – заметил еле ворочающий языком Миша Ивушкин. Номер звонящего был скрыт.
– Угу, – кивнула не менее нетрезвая Ангелина и схватилась за трубку: «Алло!»
Дашка послушала голос копирайтерши и, не признав ее, повесила трубку.
– «Все вранье», – подумала она без удивления и злости и принялась распаковывать чемодан.
– Кто звонил-л-л? – придерживаясь за «вавилон» на голове «личной помощницы», уточнил Чабурадзе.
– Не знаю. Ошиблись, наверное, номер скрыт, – Ангелина не солгала.
Меньше чем через час Дарью вновь потянуло в сон. В голове мелькнуло:
– Чертов стресс, – и она отрубилась прямо на антикварном диване. Проснулась в 3:00 от раздирающего душу предчувствия. Казалось, еще мгновение – и произойдет что-то страшное и непоправимое.
– Приступ паники, вызванный бурными переживаниями! – «сказал» внутренний психолог.
– Звони Григорию, – «вопило» сердце.
– О гордости подумаешь завтра! – «предупредил» гибрид самолюбия и разума, и, чертыхнувшись, Дашка набрала до боли знакомый номер. На этот раз Григорий ответил сам. Начал с фразы:
– Что на-а-адо..о..о? – обида на Дарью клокотала где-то в висках и перестукивала алкоголь.
– Ты сейчас где находишься?
– Хо-о-чешь приехать?
– Нет! Просто скажи где?
– Очередные колдовские штучки, мадам Муштерма-а-ан?
– Гриша, пожалуйста. – В долю секунды не поддающийся контролю страх овладел всем ее существом. Часть этих ощущений передалась Чабурадзе.
– В машине. Еду домой.
– Кто за рулем?
– Водитель из бара. У моего выходной. А что-о-о?
– Гриша, послушай меня! – от волнения в горле у Дашки пересохло. – Если для тебя имеет хоть какое-то значение то, что было между нами, выйди из машины прямо сейчас! Пожалуйста!
– На ходу?
– Я серьезно! Попроси водителя остановиться.
– Не понимаю-ю-ю! Тебя ли-и-ично, и женщин во‑о-обще…
– Чабурадзе! – вне себя от бессилия и ярости взвизгнула Дарья.
– Остановите, пожалуйста-а-а, здесь, – распорядился Григорий.
Дашка в изнеможении откинулась на спинку дивана. Чабурадзе на нетвердых ногах покинул машину. Прижатая к уху трубка проныла протяжную неподдающуюся описанию мелодию.
– Вот и второй телефон разрядился-я-я, – констатировал Григорий и, развернувшись, направился в круглосуточный «Дымов № 1». Остановил его визг тормозов, скрежет металла и оглушительный грохот взрывной волны. На пустом ночном перекрестке «барный» автомобиль, потеряв управление, столкнулся с цистерной, перевозящей бензин…
«Абонент временно недоступен», – процедил нечуткий автоответчик.
– Гриша-а-а-а-а! – закричала Дашка и, захлебываясь слезами, выскочила на заснеженную улицу. Куда идти, она не знала, но и дома оставаться не могла. Она чувствовала, что Григорий выйти успел, но не знала, что делать дальше. Страх прошел, и осталось гнетущее чувство неизбежности. Неизбежного возвращения Изи, неизбежности своей любви к Григорию, побороть которую она была не в силах, неизбежного выбора, который все-таки предстояло сделать.
Даша брела по пустынной улице, освещенной одинокими ночными фонарями. Из припаркованной у обочины машины доносилось громкое: «Холодно, согрей меня. Сделай шаг назад в последний раз… Я за тобой, как по краю хожу, не боясь оступиться, и небо прошу: Небо, небо, утоли мою боль. Забери все, что хочешь, верни мне мою любовь». Подвыпившая и влюбленная парочка полуночников заприметила Дашку, оба высунулись из машины и, размахивая бутылкой Советского шампанского, крикнули:
– Девушка! С вами все хорошо?
– Не все! – созналась Дарья.
– Выпить налить? – предложила девушка в вязаной шапочке «Маша Пигаль». Русские люди всегда отличались алкогольной сердобольностью.
Даша кивнула и, зябко поежившись, подошла к машине. Ей протянули одноразовый стакан с пахнущим дрожжами игристым вином, которое отечественная промышленность гордо именовала шампанским.
– Почему ты одна на улице так поздно? – забеспокоилась парочка. Своих эмоций им явно недоставало.
– Потому что я все время за чем-то гонюсь и не вижу того, что рядом.
– А что у тебя рядом?
– Изя…
– Прекрасно! Тогда за Изю! – ребята подняли стаканы.
– За Изю! Анекдот знаете? Приходит еврейский мальчик домой, приносит котенка.
– Давай назовем его Изя, – говорит он маме.
– Ты что, сынок, – ужасается она, – это же человеческое имя! Давай лучше назовем его Васькой.
Дарья еще немного посидела с влюбленными, несколько раз обошла «Серебряные замки» и, обессилев, вернулась домой. Ночной консьерж посмотрел на нее загадочно и гаденько улыбнулся. Такой гаммы чувств за обслуживающим персоналом дома она раньше не замечала. Если бы в этот предрассветный час на пороге появился Изя, то встретил бы во взгляде консьержа поддельное сочувствие и мелочное, но неподдельное удовлетворение…
У Дашкиной двери, на полу, прислонившись спиной к стене, сидел Чабурадзе. Даша замедлила шаг.
– И даже если исчезну сам, я исчезнуть тебе не дам. Не исчезай, – вид у Григория был усталый.
– Гриша… – Дашка опустилась рядом с ним на колени.
– Я буду любить тебя взбалмошную, я буду любить тебя непредсказуемую, я буду любить тебя рисующую карикатуры. Я буду любить тебя, если ты окажешься бездарной актрисой. Я буду любить тебя, когда ты станешь сварливой и старой.
– А я буду любить тебя во время кризиса и после него. И когда ты будешь на меня орать. И когда ты станешь старым и толстым и перестанешь любить секс.
– Молчи, а то превратишь меня в Олигарха мечты, – они смешно стукнулись лбами и рассмеялись.
