– Здорово, – Кай поприветствовал нейроинженера в центре, пожав ему руку.
Виртуальная панорама мозга в когнитоме светилась оранжевым и заполняла собой целую стену. Увеличенные нейроны шевелились, исчезали, видоизменялись, образовывая новые связи и узлы. Все возможные и невозможные варианты развития в динамичном срезе. Нейроны были похожи на червяков, которые сплелись в клубок и живут своей жизнью. Нейроинженер ловко перемешивал связи, устранял и добавлял нейроны, экспериментируя с различными комбинациями. Программа позволяла увидеть результат развития комбинации в перспективе.
– Какими судьбами? – поинтересовался нейроинженер, пристально глядя на Кая, не отпуская руки от узла нейронов.
– Да, я не просто так зашел.
– Это понятно. Сюда просто так, на экскурсию, не ходят, – нейроинженер вновь уставился в пространство скопления нейроузлов и попытался разъединить один из них. – Вот ведь, как магнитом, прилип. Смотри, я его разъединяю, отделяю нейроны друг от друга, а они, как заколдованные или как магниты, обратно восстанавливают свою связь.
– А другие узлы как удавалось разъединять?
– Другие поддаются трансформации, а этот никак.
– Чем этот узел отличается от других подобных?
– Да ничем! Не могу понять, с чем связан этот магнетизм.
– А за что отвечает этот узел?
– За инстинкт самосохранения. Это врожденное соединение нейронов у людей, антов и верантов. Но в общем такая аномалия свойственна только живорожденным.
– Вот это мне как раз-таки интересно, и не просто так все совпало, что я думаю об этом и ты обнаружил этот узел.
– Да я его уже давно обнаружил, но не знал его зоны ответственности. Эти узлы ведь такие – гибкие, тягучие и постоянно меняющиеся живые организмы. Нейроны живут своей жизнью, и способы восприятия ими окружающего мира легко меняются.
– Что это значит?
– Вот, например, у мух, несмотря на то, что острота зрения хуже, чем у человека, передача импульсов по зрительному нерву идет быстрее. Используя этот механизм, мы и смогли имплантировать нашим верам возможность видеть время…
– И это благодаря скорости передачи импульсов?
– Ну, не только. Многие животные являлись образцами для совершенствования нейрокода веров. Мухи это самый простой образец. Ведь почему нам сложно ее поймать и убить? А потому что пока мы размахиваемся в ударе, она это уже видит и реагирует, распознает опасность и успевает скрыться. Это ее инстинкт самосохранения так устроен.
– А в этом узле, что отвечает за инстинкт у нас, что не так?
– Он более ригидный, чем другие узлы и менее гибкий. Его сложно деформировать. Он очень устойчивый.
– Вероятно, так и было задумано в далекие времена для выживания человечества.
– На том этапе это срабатывало, но в итоге этот же инстинкт самосохранения и уничтожил человечество.
– А когда формируется этот узел? Ты говорил, что он врожденный.
– Да, именно! Предполагаю, что в эмбриональном развитии, в перинатальном периоде.
– Как будто наследственность, гены?
– Все-таки не совсем. Он передается от матери ребенку, хотя генокод и нейрокод матери и ребенка неидентичны. Они могут отличаться друг от друга, но именно вот этот узел формируется в перинатальном периоде.
– Ты сравнивал нейрокод матери и ребенка?
– Да, сравнивал, конечно, сто раз. И мое предположение, – что этот узел формируется, как и персональный нейрокод будущего ребенка, именно в процессе рождения. Окончательно формируется и определяет будущее человека, анта или веранта, то есть всех, кто рождается от женщины.
– Но веранты – клоны, как и мы. Почему нас это не затрагивает?
– Мы уже давно живем в клонированных телах, и память постепенно все же стирается. Мы уже меньше вспоминаем, а кто-то уже и не вспоминает, что изначально и мы были живорожденными. А веранты пока еще молодые, и память о жизни на Земле со своими родными еще свежа.
– И что, этот нейрокод совсем никак не изменить?
– Да вот же. Я говорю, нейроны в этом узле, как примагниченные. Меняй, не меняй, – они все равно возвращаются на свои места. Даже пробовал удалять нейроны навсегда, так на месте уничтоженных образуются новые, заполняя пустоты. Хоть и говорят, что нервные клетки не восстанавливаются, это не так. Они восстанавливаются, и очень даже хорошо.
– Надо же, – Кай удивленно пожал плечами. – Что же это такое? И как поменять этот узел? По всей вероятности веранты страдают именно от этого узла.
– А тебе-то какое дело до этого?
– Ну, во-первых, чтобы знать. А во-вторых… – Кай замялся. Он не хотел откровенничать о своих чувствах к Алисе и заинтересованности в ее жизни и развитии. – Да, неважно.
– Я вообще-то этим занимаюсь просто так, науки ради, – нейроинженер удивленно посмотрел на Кая. – Сам я бы никогда не интересовался этим дремучим мировоззрением наших предков. Мы же развиваемся, а они деградировали и в итоге погубили себя и цивилизацию. Они сами виноваты во всем.
– Просто они не знали, как можно по-другому.
– Да, они очень ограниченные в своем восприятии окружающего мира. Все сплошь проекции и фантазии, никакой реальности. Настолько амбивалентны их взгляды и поступки. Такие деграданты.
– Тебе просто повезло, что ты сразу родился с правильным и ровным нейрокодом и соответствуешь характеристикам среднестатистического вера, – Кай скрыл внезапно возникшее отвращение к снобизму нейроинженера.
– Ну, что ж. Удача находит достойных.
– Нет, тебе просто тупо повезло! Ладно, я пошел. Все, что мне было нужно, я узнал. Спасибо тебе.
Кай постарался отвернуться и не встретиться глазами с нейроинженером. Тот, конечно, почувствовал это, но не обратил внимания. Чувство отвращения не его проблема. Ему-то все комфортно в своей жизни. А что у других, так ему все равно. Теперь перед глазами Кая остался нейроузел, и даже когда он закрывал глаза, то видел сплошные сети оранжевого и фиолетового цветов. Фиолетовым цветом обозначались тени нейронов и узлов, а оранжевым сами нейроны, узлы и в целом вся сеть. Сетевая паутина, в некоторых местах более плотно связанная в узлы, представала в его сознании всегда. Сила визуализации! Стоит один раз что-то увидеть, как память нейронов меняет свои схемы необратимо и уже строится по-другому. Он понял, что Алиса должна это хотя бы увидеть своими глазами, тогда станет легче. То есть необходимо построить зрительный образ сформированного узла и продемонстрировать его свойство примагничиваться и оставаться неизменным. Это как осознание, что нет смысла в жизни, что мы, индивиды, одиноки в своей уникальности и неповторимы.
– Стоп! – Кай остановил поток своих мыслей, потому что наткнулся на интересную идею или предположение. – А что если эта неповторимость и уникальность и есть основное в индивиде, что позволяет проявляться креативным и творческим способностям? К сожалению, клонированный нейрокод уже почти не проявляет творческих способностей. Он создан верами. А то, что создано разумом один раз, можно повторить и сделать абсолютную копию. Перед верами стояла этическая проблема, – если изменять нейро- и генокод, то как при этом не преступить черту и не создать новую личность? Ведь цивилизация веров имеет главной целью сохранить всех своих представителей, а значит, при переносе важно сохранить все качества индивида в полном объеме. Да и новая личность будет иметь тот же опыт и те же воспоминания, что и ее прообраз. Такие, пусть и неполные, дубли породят множество других проблем, поэтому веры изначально отказались от такого способа увеличения своей численности. Получается, сколько бы ни было поколений, клон всегда ограничен одним индивидом-оригиналом, и при каждом последующем клонировании вер обладает все меньшей способностью к творчеству, как бы исчерпывает свой потенциал. Но это невозможно в естественном деторождении, когда каждый раз на свет появляется уникум, новая комбинация, новая точка отсчета.
