– Они воздействуют на подсознание, и ант становится невменяемым и одержимым, – говорил один из мужчин, друг ее отца.
Алиса остановилась посередине комнаты, и все взгляды устремились на нее. Легкая неприятная волна страха пробежала по ее телу и спустилась в область малого таза, пульсируя внизу живота. Испарина коснулась ее лба, но она постаралась сохранить невозмутимость и спокойствие и не подать виду.
– Алиса, дочь, – обратился к ней отец, – говорят, ты вчера в лесу отдалилась от нашей группы и уединилась и, как говорят, ты разговаривала. С тобой все в порядке? С кем ты разговаривала?
– Ни с кем, – быстро ответила девушка. – Просто сочиняла песенку.
Она знала, что общение с верами запрещено в их кругах, и соврала. Ходили разные слухи, что после встречи с вером ант действительно становится как помешанный и очень напуганный.
– Ах, песенку сочиняла? Может, споешь? – прыснул Богдан, один из сыновей друга их семьи, который то и дело подкатывал к ней с предложениями, и которому она неоднократно отказывала, потому что он ей внешне не нравился и вообще казался Алисе глупым.
– Сейчас, что ли? Да я забыла ее, надо вспомнить. Могу завтра спеть, если хотите, – Алиса позеленела и почувствовала это предательское ощущение изменения цвета лица.
– А сейчас где ты была? – беспокойным голосом спросила мать.
– Просто гуляла в лесу, – краска отошла, и лицо Алисы снова приняло серо-землистый оттенок, как и обычно.
– Это может быть опасно, хотя веры не заходят в сам лес. Они перемещаются по тропинкам и дорогам рядом с лесом, – продолжал допрос отец. – Надеюсь, у тебя хватило ума не выходить за переделы нашего леса?
– Хватило, – отрезала Алиса и пошла в свою комнату на втором этаже.
«Как они любят унижать! Что за родители, да и вообще все родственники?! – думала девушка. – И при всех, публично. Что это такое?! Не нравится мне все это. Они называют невменяемыми тех, кто отличается от них. Но они убогие и приземленные, вернее, напрочь заземленные, и даже не утратили своих пещерных инстинктов. Каменные выродки. Да и я такая же. Тоже выродок из камня. Но я не хочу быть похожа на них. Не хочу и не буду». Она зашла в свою комнату и закрыла за собой дверь на замок. Вчера Кай дал ей устройство, маленький чип, он сказал, что это ВП – виртуальный психолог. Она еще не успела его опробовать и собиралась сделать это сегодня. Ее переполняло чувство горечи и обиды на родителей. Эти кровные узы только мешали и создавали огромный дискомфорт для ее собственного мироощущения и мировоззрения. И очень сильно ограничивали и существенно тормозили развитие. Немудрено, что срок жизни антов сократился по сравнению с человеческим, да и у человека в прошлые века не ахти какой был срок, максимум сто лет, и то лишь у единиц. А вот веры живут долго. Вот и разница. И то, что анты так пытаются отстраниться от веров, так это их зависть гложет, очень жгучая и невыносимая, что проще отказаться от того, чего естественно хочет любая живущая тварь, – прожить как можно дольше. Алиса прислушалась к голосам, они раздавались снизу и были еле слышны, поэтому она решила попробовать подарок Кая и активировала чип ВП. Она в лесу, вероятно, все же видела кватро. Это было кватро. Должно было быть кватро. Тут она уже как будто пыталась внушить себе это, потому как осознание величия видения времени наполняло ее глубоким восторгом и ощущением приближающегося чуда. Чип активировался, издав легкий писк, и послал переливающийся фонтан красок в воздух, отчего вся комната Алисы заполнилась ярким свечением. Она быстро подошла к окну и выглянула в него. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь заметил, но там была полная глухая темнота, и даже если бы кто-то и был во дворе, Алиса все равно не смогла бы его разглядеть. Она задернула шторы и спряталась с чипом под одеяло. Так она просидела пару минут в тишине и молчании, прислушиваясь к голосам снизу. Наконец облегченно вздохнула.
– Как ты себя чувствуешь? – раздался мягкий тихий голос в пространстве.
Алиса сбросила одеяло, но в комнате она была одна.
– Да так себе, – ответила Алиса почти шепотом.
– А что у тебя с голосом? – опять прозвучал успокаивающий голос.
– Я просто не могу громко говорить, чтобы не услышали, мог бы и ты потише? Пожалуйста. Чтобы мне не запалиться.
– А, конечно, я понял, буду потише, – голос действительно стал более тихим. Это был баритон, очень красивый и успокаивающий. – Или, может, поговорим в другой раз в более надежной обстановке?
– Да, скорее всего, так будет действительно лучше, а то я боюсь, что меня с тобой спалят, и тогда мне будет несдобровать.
– Боишься, что спалят и будет несдобровать? Спалят, это значит уличат в чем-то? А что ты делаешь плохого и запрещенного?
– С тобой разговариваю, вот что!
– Неужели это запретно и плохо? Я несу только добро и исцеление, запрограммирован именно на пользу.
– Да, но мои родственники и все в моем окружении считают иначе. Если я с тобой общаюсь, значит, я давно больная и ненормальная.
– Надо же, какие отсталые взгляды. В каком веке ты живешь?
– Мы анты, и живем в том же веке, что и веры, но мы очень отстали в развитии, и мои соплеменники ни в какую не хотят признавать очевидное.
– Понятно, ну что ж, выход и выбор у тебя всегда есть. Всегда существует масса возможностей и выборов. Это твоя жизнь, и неважно, каким образом ты родилась, эта жизнь останется твоей навсегда. И ты свободна выбирать.
Тут Алиса услышала шаги на лестнице, кто-то поднимался на второй этаж. Она деактивировала чип и притаилась, прислушиваясь. Шаги проследовали по этажу, подошли к ее комнате, остановились. У Алисы стучало сердце так, что она боялась выдать себя этим стуком. Потом шаги проследовали дальше по коридору. Это были шаги матери, конечно, Алиса их узнала. Она боялась своей матери, и в то же время ее к ней тянуло. Этот симбиоз слияния матери с ребенком формирует зависимое поведение личности, ограничивает в свободе. Да еще все матери и отцы гордятся, мол, дали жизнь. Да чушь все это. Они потешили свое самолюбие, выплюнув в пространство новую тварь, которая будет и должна быть обязательно похожа на них, и обязана продолжить их род. Дремучее самолюбивое отродье. Никто не жертвует своей жизнью ради другого, хотя все сплошь и рядом жертвы. Притворяются, якобы в ком-то нуждаются, чтобы самим чувствовать, что нужны другим.
Еще основной особенностью антов была их шаблонность. Они все были однотипные – одинаковые манеры, повадки, жесты, даже голоса и запахи, стиль одежды и вкусы. Можно было бы сей недостаток отсутствия творчества и фантазии отнести к клонам, однако анты были еще более зажаты и закомплексованы, до такой степени, что даже боялись отличаться и проявлять свою идентичность и индивидуальность. Само понятие уникальности звучало как-то кричаще, и для большинства антов было лишним и ненужным в жизни.
– Чтобы выжить, надо соблюдать правила священного писания, жить скромно, не выделяться, вот я что понял в своей жизни, – заключил многозначительно старец поселения.
