Иногда полосы детей пересекали их полосы. Когда же он потерял ее? Дело в том, что после смерти анта вся полоса становилась тенью, как будто и не жил совсем. Также стиралась граница между жизнью и смертью. Просто тень или след, который оставил ант после себя. У его жены была почти прямая полоса с минимумом изгибов. Его же путь был извилист и прерывист. Какой след он оставит после себя? И как вообще понять, что это его след, если он прерывался очень часто? Как будто появился – исчез – появился – исчез. Мерцающий, мигающий след его жизни. Или огромными прыжками. Ну, нет, пожалуй, не прыжками. Тогда бы полоса вычерчивала траектории прыжков. У него полоса именно исчезающая. Исчезающая, вымирающая. Георгиус размышлял, медленно оглядывая свой путь, который он прошел, и который еще осталось пройти. Осталось совсем немного. Он знал, что его разобьет паралич, и все дети откажутся за ним ухаживать, просто как сговорились. Ну, конечно же, они ведь говорили ему и предупреждали, чтобы он был осторожен с алкоголем и вообще бы завязывал. А он послал их всех, грубо. Как он мог это изменить? Бросить пить и курить? Он просто не представлял себе этого. Всю жизнь употреблял, и это уже как зубы почистить, – необходимый ежедневный ритуал. Он без этого не сможет жить. Так что, какая уже разница. А покончить с жизнью он не мог. Слабый и трусливый. И в страхе ждал, когда парализует. И каждый день кватрил и смотрел, насколько приблизился этот несчастный день. В этот раз он был настолько близко, что у Георгиуса заболело сердце. Кольнуло так сильно, что он аж вскрикнул от внезапной боли. Присел прямо на дорогу вдоль своей полосы, которая обрывалась почти у его носа и превращалась в размытую непонятную картину.
– А если я откину копыта прямо здесь, что тогда? – говорил он сам с собой. – Я увижу, что там в этой размытости и неизвестности? Да, наверное, лучше так, чем оставаться парализованным и висеть у детей на шее. Или чувствовать себя виноватым, что доставляю им хлопоты и заботы. Хотя, так им и надо! Я всю жизнь старался для них, отказывал себе, все ради них, а они – неблагодарные. Сказали, не будут они за мной ухаживать. Будут. Как миленькие. Вон, ведь видно, один из сыновей катит меня на коляске, и наши полосы текут параллельно. Но небольшой отрезок. А, вот тут я на него накричал, – Георгиус вгляделся в ситуацию, подойдя поближе, – и он отказался от меня. Фу, какой ужас.
Он смотрел на себя в коляске перед размытой стеной, и его брал дикий ужас и отвращение. Как он мог так бездарно прожить свою жизнь? Просто урод какой-то. Он ненавидел себя всем своим нутром, а раньше ненавидел и жену свою. Ну как так? И как так получилось, что они, ненавидя друг друга, настрогали кучу детей? Хотя ее чувств он не знал и не понимал никогда. Да и зачем ему было знать ее чувства к себе, ведь главное, что он чувствует. Он не хотел умирать, ой, как не хотел, но был бессилен перед природой. И тут он вспомнил про веров, которые живут вечно, и разозлился. Бессилие перешло в злость, а потом в гнев. Он стал махать руками, пинать ногами свою полосу. Хлестал себя, во множестве по полосе в кватро, по щекам. На самом деле эти визуальные образы лишь плод его воображения. А может, и нет ничего такого, и кватро не существует? Может, это просто галлюцинаторный трип? Нет никакого кватро, и нам просто пудрят мозги. Зачем? Он видел действия своей жизни, и прошлой, и будущей, но ничего не мог сделать в кватро. Кватро, как сон. А может, и есть сон. Он продолжал злиться и бушевать. Ему так нужно было предотвратить свою смерть. Георгиус сопротивлялся природе, ведь он всегда был деятельным и принимал решения всегда сам, независимо от окружающих. Он подошел к изгибу своей полосы, где он сидит в коляске, и попытался перевернуть ее, схватить себя за волосы, за уши, но все тщетно. Он просто видел картинку, как во сне. Чтобы выйти из кватро, надо сделать три глубоких вдоха. И тогда ионизатор, подававший воздух для погружения в кватро, переключится в режим вывода из кватро. А как долго он может оставаться в кватро? Пока ему самому не надоест. Да, он бессилен что-то сделать сам. Так, утомленный, он заснул в кватро. А утром проснулся, уже парализованный. Оказывается, в кватро засыпать опасно. Теперь он вспомнил, как кто-то рассказывал историю со сном. Вот он и добился того, чего хотел, вероятно. Полностью парализовало все тело ниже пояса, и он не может встать. Ноги ватные, да и руки с трудом поднимаются.
– Странно, отец, – обратился к нему один из сыновей. – Ты, вместо того чтобы предотвратить свой паралич, когда увидел его в кватро, сам пришел туда и спровоцировал его наступление.
– Сам не знаю, как так и почему так вышло, – обессиленный Георгиус не мог даже в глаза смотреть, так ему было и стыдно, и жалко себя одновременно. – В том-то все и дело, я пришел разобраться, как и всегда, в очередной раз. А вышло вот так.
– Странно, конечно, очень. Кватро всегда было нам в помощь, а теперь как будто во вред.
– Как будто, да, так. Но я думаю, что пристрастился к нему. Ведь каждый день кватрил, все пытался найти ответ, причину своего недуга. Не мог найти.
– Ну, конечно, потому что ответ заключается в самом кватро. Оно причина твоего недуга. Кватро тебя сгубило. Надо дать информацию всему населению антов о вреде и опасности, что скрывает в себе кватро.
– Как же так? Как же так? – отец, как мантру, повторял одну и ту же фразу.
– Ладно, я иду в правительство и сообщу о проблеме, – сын решительно повернулся идти.
На самом деле в верхах уже знали о количестве разрушительных последствий погружения в кватро.
Анты требовали ликвидировать ионизаторы и запретить доступ в кватро. Но не так-то все просто. Дело в том, что большинство антов уже привыкли решать с помощью кватро свои проблемы, это, как новая реальность, вернее, уход от реальности в будущее. Более усовершенствованная формула интуиции и прогнозирования дел. Более широкое видение. Но, к сожалению, многие анты стали зависимы от кватро. Как и с другими зависимостями, – а зависимое поведение, оно во всем зависимое, – они не знали меры, и у них не было баланса, у них в крови была зависимость. Они не могли жить поодиночке. Одиночество угнетало и давило. Сепарация так и не осуществилась. И дети, повзрослев, сменили своих родителей на супругов, партнеров, друзей. А если других антов не было в окружении, или по какой-то причине ант вынужден был жить в изоляции, то социум заменяли, – помимо алкоголя и наркотиков, – еда и кватро.
Веры прокватрили опасные настроения у антов. Бунты, митинги, смерти. Конечно, они не ожидали такого исхода, надеялись, как всегда, на лучшее. Да и кватро ничего такого не показывало. Обстановка изменилась буквально за несколько недель. На сознание антов повлияли частые смерти зависимых, ну и зависть, что они не могут оставаться вечно живыми на Земле. То, что их нейроскан или мозг будет продолжать жить в когоре, им казалось слишком абстрактным, и они ни за что не хотели в это верить. Да и как? Не проверишь.
– Дыхательная система антов не адаптирована для жизни в космосе, – утверждали веры пульмонологи.
– Мы долгие годы тренировались и потеряли большинство своих, прежде чем научились комфортно жить в космосе. Но по факту удалось научиться лишь Адиме и Каю. Вероятно, у них особое строение легких, – веры были уверены в своих расчетах. – Наши когоры с годами переместились на другую орбиту, и земному анту точно там не выжить.
