Когда через пару дней пришли из службы поддержки населения, потому что никто не приходил за пайком, то обнаружили женщину в неподвижном состоянии, с белыми глазами без зрачков, с открытым ртом, и ребенка с выпученными глазами, всего измазанного своими экскрементами. Вонь стояла невыносимая. Оба были мертвы.
– Уважаемые анты, – провозглашал с трибуны глава поселения. – Невероятная эпидемия накрыла наш маленький скромный городок. Наша численность сократилась в десятки раз. Нас уже примерно пятьсот. Было немного, а стало еще меньше. Когда-то давно наши брат ья по разуму, по Вселенной, – веры, – предложили нам помощь. Мы не сразу поверили, сомневались, но приняли предложение. Как же мы тогда ошиблись!
Старичок, заплывший жиром, очень большого веса, постоянно вытирал пот со лба, несмотря на прохладную погоду. Одышка не давала ему говорить долго, и он после каждой фразы замолкал, отдыхая. Анты вместе со своими детьми стояли под трибуной и слушали. Даже, удивительно, ведь раньше редко приходили все. Может, остались самые сознательные.
– Теперь веры нас кинули, бросили и забыли про нас. Наши сигналы о помощи остаются без ответа. Они нас использовали и отшвырнули. Но битва еще не проиграна, мы еще за свое отомстим!!!
И он погрозил кулаком куда-то вверх, в небо. Анты невольно подняли глаза. Там, как и всегда, эко-щит серого цвета и все. Производство пришло в упадок ввиду износа. За роботами никто не следил, и они заржавели. На самом деле шел медленный процесс самоликвидации производственных сил, запрограммированный Каем. Хотя, если бы анты приложили хоть каплю усилий для своего выживания, может, был бы какой толк, а так… Веры махнули на них рукой. Ну, сколько можно помогать и спасать? Пустая трата энергии. Хотя, не совсем пустая. Свою выгоду веры получили, какую и хотели. А вот анты не смогли воспользоваться возможностью улучшить свою жизнь. Ведь им дали все для свободной жизни без хлопот – и еду, и жилье. Живи себе да радуйся, развивайся. Нет, им не жилось свободно и спокойно. Зависимый и тревожный народец.
Федор был еще жив и стоял в первых рядах. Теперь к нему уже не относились, как к умалишенному. Внутренне он ликовал, зная, сколько жучков он отправил в нейросканах. Вернее, не он отправил, а робот. Он спровоцировал попадание жучков в мозг умершего. За последнее десятилетие с тех пор, как он начал шпиговать антов, ему удалось создать более тысячи сканов-репликантов и отгрузить. Он практически ни с кем не общался, его цель и миссия была распространить свой нейрокод во Вселенной. Каждому умершему он с репликантом загонял часть себя, часть своего нейрокода. Работу проделал громадную. Он, бывало, не спал и, чуть что, звоночек о смерти, со своим оборудованием уже был рядом с трупом, быстро подключался и перекачивал нейроскан, с опаской оглядываясь. Конечно, его напарники всегда могли на время остановить робота, пока тот двигался к трупу. Но это на время. Федор всегда жил в страхе и даже привык к этому чувству. Вороватый взгляд беспокойных глаз бродил по сторонам без остановки.
– Я ненавижу веров всей душой, – сказал он своим напарникам после тяжелой смены, когда ему пришлось сразу десяток трупов обрабатывать.
– Да, мы тоже, – мычали его напарники, неспособные на другие звуки, ограниченные в интеллекте до безобразия.
– Вот почему они назвали новую расу, созданную на основе нашего нейрокода и тел клонов, верантами? Думаю, это неправильно. Правильней – антиверы. Это мы антиверы. Разум-то наш остается. Ну и что, что тело клонированное. Главное – разум. Они думали, что мы тупые, но ошиблись. Посмотрим, кто теперь главный, – и он в ожидании возмездия потирал руки. – Антиверы, а не веранты. Они ошиблись снова. Дурачье.
Сейчас, стоя возле трибуны, он с удивлением и даже с отвращением наблюдал, как унижается глава и как боится умирать. Конечно, сам-то Федор был уверен, что его нейрокод уже гуляет по когору. И тут его осенило, он ведь может попробовать поприсутствовать при прогулках нейрокода. Теоретически он может видеть везде, где есть его нейроны. И он углубился в эти мысли, как сделать, чтобы видеть все, и даже другой город. Он уже мысленно ушел в себя, когда глава прервал его поток.
– Федор! Тебе удалось достичь поставленной тебе задачи?
– Да, удалось, – нехотя ответил тот, потому что ему пришлось прервать свою мысль, а это чревато тем, что потом он мог бы ее потерять.
– Может, расскажешь, как идут дела, и какие у нас перспективы?
Федор оглядел окружающих антов. В глазах у всех читались страх и бессилие. И глава, несмотря на свое положение и вес, выглядел не лучшим образом.
– Дела идут. Все, что обещал, я сделал. Поселил нейрокод в дальнем уголке памяти у себя, снял его копию-репликант и постоянно внедрял его в мозг умирающих. А их нейроскан уходил, как вы знаете, в когор, для дальнейшей жизни, как нам говорили. А мы, – кто верил, а кто нет. Я вот поверил и сделал так. А перспективы у нас трагичные. Извините, что мне пришлось сказать об этом. Но, наверняка, вы все были в кватро и видели свой конец в земном теле.
Анты зашумели, кто заплакал и заголосил, кто стал обвинять главу и Федора. Кто-то даже стал молиться, шаманить. Может, они простирали руки в небо в надежде, что все же веры спасут их? И это было похоже на мольбу.
– Зачем ты сказал им правду? – прошипел на ухо глава, когда спустился к Федору и оттащил его за шиворот в сторонку. – Они и так на грани, а тут вообще.
– Так мы обречены, – Федор спокойно смотрел в глаза главе. – Зачем обманывать себя и окружающих. Лучше принять правду и смело посмотреть ей в лицо.
Федор отдернул плечо, на котором по-прежнему лежала толстая рука главы и давила на него. Ему было неприятно, очень некомфортно. Глава был ростом ниже Федора. Они смотрели друг на друга снизу вверх и сверху вниз. Один злобным взглядом, другой спокойным, умиротворенным.
– Почему ты так спокоен? Это раздражает. Даже злит меня, – после долгого взгляда все же прошипел глава.
– А что мне нервничать? Мой нейрокод зашит в более чем тысяче нейросканов. И живет, вероятно, или еще будет жить. Я не умру, по сути. Лишь мое тело. Веры ведь говорили, что продлевают жизнь нашего разума в когоре.
– Ты что, поверил в это?
– А какая разница? Верю – не верю. Моя судьба от этого ощущения не изменится. Я просто делаю, и все. А там будь что будет.
– Легкомысленно это очень. Мы, конечно, надеемся, что будет эффект, но не уверены. А ты как будто уверен. Мы, вообще, если честно, просто так это разрешили тебе. Никто особо и не верил в это. А ты поверил, значит. Ну, ладно, молодец, – и глава похлопал Федора по спине.
Прогнозы веров оказались верными. Последующие годы стали гибельными для Земной цивилизации. Анты, привыкшие паразитировать на верах, оказались совершенно неспособными жить без их поддержки. Они не захотели взять ответственность за свою жизнь, обучаться, самим строить предприятия, работать на них и обеспечивать себя, хотя веры предлагали свои знания и помощь. Но анты предпочитали хныкать и попрошайничать. А когда поняли, что космические братья потеряли к ним интерес, пустились вразнос, громили склады с продовольствием, разрушали системы водо- и теплоснабжения, ломали, редко, но еще встречавшихся, роботов, не трогали только роботов-нейросканеров в надежде на жизнь после смерти. Федор, хоть с каждым годом чувствовал себя слабее и слабее, проводил свои последние дни, движимый и живущий только своей идеей. Благо, он максимально автоматизировал процесс, и теперь его помощники часто выезжали без него на прошивку нейроскана. Сам же он лихорадочно подсчитывал, скольким антам удалось вживить репликант, но постоянно сбивался и поэтому не знал точного количества. Каждый раз, когда им удавалось опередить роботов-нейросканеров, Федор испытывал откровенное злорадство, он с безумным горящим взглядом начинал приплясывать на месте и бормотать под нос что-то типа «вот я вам», «ух, как мы вас» и еще что-то неразборчивое, а иногда вдруг останавливался и грозил кому-то кулаком, злобно прищурившись. В такие минуты его помощники всерьез опасались, не тронулся ли умом их предводитель, которого полностью поглотила непонятная жажда мести. Но за что? Может, он хотел отомстить за то, что умерли его мать, отец, все братья с сестрами?
