Что мог изменить Федор, когда он был уверен, что поступает правильно? Веры подарили им вечную жизнь. Бессмертие – это как долгоиграющий леденец. Сосешь-сосешь его, а он все не заканчивается, и в итоге разгрызаешь его. Анты не готовы жить вечно. Они все стремятся к самоуничтожению. И это естественный ход эволюции, который тысячелетиями был на Земле. Федора терзали вопросы и мысли. Если он устранит свое вмешательство в нейрокод, что тогда будет?
Федор все еще находился в кватро и не выходил из него. Боялся и не мог решиться. Он стоял на пересечении своей полосы и полосы другого анта, которая обрывалась. И тут на этой оборванной полосе появился сам ант в теле антивера. Они стояли близко друг от друга.
– Зачем ты это сделал? И что ты здесь делаешь? – спросил антивер. Он дошел до своих последних минут жизни на Земле в теле анта и теперь столкнулся лицом к лицу с Федором в кватро.
– Я пересадил в твой мозг свой нейрокод, – вернее, репликант моего нейроскана, – и спрятал в дальний уголок памяти, чтобы сохранить нашу память о прошлом и о нашей жизни. Поэтому в Венограде ты стал антивером. Мой нейрокод скомпилировался быстрее нейрокода веров, и ты остался тем же, что и на Земле.
– Но с этим сложно жить в теле клона и в Венограде. Ты это не учел?
– Нет. Я думал, мы будем сильнее.
– Какая глупость. Ты что, не понимал, что в теле клона это будет невыносимо тяжело?
– Я не очень-то представлял себе и не особо верил, что нашу жизнь продлят в телах клонов. А ты в это поверил, когда жил на Земле?
– Нет, – антивер покачал головой и поставил одну свою ногу на пересечение с полосой Федора. – Но как теперь это объяснить другим? Ведь ты испортил нам жизнь. Мы не можем жить в Венограде спокойно, имея такой груз памяти прошлого и твой нейроскан. Нас тянет в прошлое. Мы крепились, терпели, но бессознательное тянет назад, – он явно злился. – Как ты вообще посмел вмешаться?
– Я тогда не подумал о бессознательном. Надеялся на сознание, – пытался оправдаться Федор. – И потом, вечная жизнь это идея веров, я лишь воспользовался случаем.
– Веры – это другой разговор. Они все сделали четко, веранты живут счастливо и не тяготятся воспоминаниями о прошлом, как мы.
Внезапно чье-то пролетающее тело задело антивера на пересечении, и он упал на внеполосное пространство. Он пытался вернуться на свою полосу, но могучая сила не позволяла это сделать. Федор пытался ему помочь, подтащив за ногу на свою полосу. Но сила была непреодолимая, и в итоге антивера снесло в пространство вселенной безвозвратно.
– Вот так, – Федор поджал губы. – Вы, и мы, и я, – всегда остаемся чем-то недовольными, вечно все не так и плохо. Хочешь каклучше, а получается как всегда.
Он еще долго стоял в ступоре, не зная, что делать дальше. Решение к нему не приходило.
– Если его сейчас снесло, могу ли я изменить что-то, чтобы оностался жив? Попробую не вживлять ему нейроскан, может, так сохраню ему жизнь в Венограде, и он останется там уже верантом. Счастливым верантом, – размышлял вслух Федор.
Федор видел, как он закончил вживлять репликант нейроскана и пришел робот за нейрокодом. В нем боролись две его части – сознательная, та, что хотела помешать верам и испортить их планы, и бессознательная, та, что боялась и хотела жить. Но он все равно не мог определиться. Потому что та часть, что хотела долго жить, не хотела жить в Венограде простым овощем и представить себе не могла другой жизни, кроме жизни на Земле. И ему нужно было выбрать, – либо умереть на Земле, либо вечно жить овощем в Венограде в теле клона. Ни то, ни другое его не устраивало. А нового решения он не мог найти. Пока не мог. Он оставил как есть этого анта и пошел дальше, все глубже продвигаясь в свое прошлое.
Ему на пути еще много раз попадались анты и антиверы, которым он вживил репликант, и все они предъявляли ему претензии, обвиняли и осуждали.
– Я просто хотел воспрепятствовать системе веров как чужеродной. Мы всю жизнь жили семьями, рожали детей. До нас человечество поклонялось различным богам. А эти пришли и все наши многовековые традиции разрушили. Да кто они такие? – пытался оправдываться он. – Мы так жили всегда, и мы не можем жить по-другому.
– Но они же смогли, и веранты сейчас живут счастливо.
– Вы забыли, что они ограничили себя в удовольствиях – в кайфе, в оргазме, в детях, в боге. Мы, как овощи, живем в Венограде и не можем себе позволить ничего из привычных развлечений, потому что нет желания к совокуплению, и алкоголя и травки нет, и других радостей жизни.
– Но они же как-то находят удовольствия и без этого. Ради вечной жизни это можно забыть. Исправляй свою ошибку и сделай нас хотя бы овощами, но чтобы нас не угнетало прошлое и память о нем.
– Вы не понимаете! Вы предаете себя и свои идеалы! Вы отказываетесь от себя и своих желаний.
– Мы сможем найти другие удовольствия.
Федор, конечно, понимал, что ситуация безвыходная. Разве только не сказать себе и не доказать себе, тому, прошлому, чтобы не делал вживление репликантов. Но Федор не хотел этого делать.
Многие встречающиеся на его пересечении анты пытались силой заставить его вернуть все обратно и убрать вживленный нейроскан, но сильный ураган сопротивления сносил их в неизвестность, и они терялись из вида. Так Федор миновал своих подопытных с его репликантом и оказался в своем подростковом возрасте, когда он еще и не помышлял о том, что ему предстоит пережить в будущем. Он подумал, что если часть антиверов потерялась в пространстве вселенной, значит, и ему будет проще возвращаться обратно в Веноград. Правда теперь, когда он практически достиг своего детства, он уже не был так уверен, что вернется обратно. Да и боялся возвращаться. И тот же самый страх не дал ему внести изменения в прошлом. Вдруг будет хуже? Хотя хуже быть уже не могло. Он увидел свою мать, отца, младшего брата. Другие его братья и сестры уже разъехались по своим семьям. Он был предпоследним ребенком, и младше только его брат. Они были очень близки и часто играли вместе. Любили химичить. И вот он увидел сцену, которая повлияла на его жизнь, он постоянно вспоминал ее. Они с братом заперлись в кладовке и соединяли химические вещества, переливая растворы из пробирки в пробирку, как было указано в старом учебнике химии из еще оставшихся от человечества, добытом в библиотеке. Так, удовольствия ради и любопытства. Все это они совершали на глаз и наугад. И сейчас у них получилось соединение, которое выдало едкий дым. Этот дым заполнил всю кладовку, и Федор решил выйти. Когда он вышел, брат остался в кладовке и не выходил.
– Ну, если не хочешь выходить, тогда и сиди там, – и Федор закрыл кладовку снаружи.
Через некоторое время в кладовке что-то упало. А Федор до того испугался, – и самого дыма, и что брата закрыл внутри, – что онемел от страха. Мимо проходил отец и увидел сына, надышавшегося парами едкой смеси. Увидел закрытую кладовку, у которой стоял Федор, и открыл дверь. Там, в обморочном состоянии лежал его младший сын. Его быстро вынесли наружу и стали откачивать. С трудом откачали. А потом так отлупили Федора ремнем, что он запомнил надолго. Федор со слезами наблюдал эту историю. И зачем он так поступил? Ведь он любил брата. Хотя иногда ревновал и завидовал, что младшего брата все любят, и все ему уделяют внимание, и в особенности отец. А Федора всегда называли неудачником и криворуким, а после этого случая еще и убийцей. Вот так он и вышел из семьи с грузом чувства вины, и ходит с ним всю жизнь. Федор заплакал. Слезы горечи и сожаления лились по его щекам, и он не мог остановить этот бурный поток. Как бы он хотел изменить этот день, и не химичить с братом или хотя бы не закрывать его, или сразу вытащить его из кладовки. Очень хотел, но боялся. Он вообще не любил по жизни что-то менять, боялся перемен. Хоть плохо, но пусть так, как есть. Теперь у Федора начался спор с самим собой.
