– Не надо менять ничего, вдруг будет хуже, ты же не знаешь, что может произойти в результате твоего вмешательства в прошлое. Что случилось, то случилось. Уже ничего не вернуть, – говорила пугливая, скептическая, консервативная часть Федора.
– Но меня гложет чувство вины, и мне сложно жить с ним. Из-за этого случая на меня поставили клеймо убийцы. И мне жалко брата. Мы тогда просто шутили и играли. На самом деле я не хотел для него ничего плохого.
– Но ты уже все сделал, вот и живи теперь с этим. Сам виноват. Уже ничего не исправить.
– Да почему же? Можно исправить.
– А вдруг хуже будет, и все испортишь вообще.
– Хуже уже быть не может, и так на грани.
– Потеряешь то, что имеешь. Лучше сиди спокойно, само как-нибудь разрулится, кривая вывезет.
– Так она-то вывезет, но куда? Кривая обычно криво и везет. Признай свой страх, что ты просто боишься.
– Ну, допустим, боюсь. Да, я не люблю перемены.
– Ну и дурак. Надо быть капитаном своей жизни и управлять ею, а не плыть по течению, куда прибьет или кривая вывезет. Это путь деградации.
– Сам ты деградация. Ну, может, ты и прав. Но я ничего не могу с собой поделать. Вот такой я, какой есть.
Федор обхватил голову руками. Он готов уже был поплестись дальше с понурой головой. Чувствовал, как его самоуважение упало и самооценка тоже.
– Как можно жить вот таким слабаком? – спрашивал он себя. – Я ничтожество, трусливый шакал. Ведь я могу исправить эту ситуацию и боюсь чего-то. А боюсь, что будет хуже. Но хуже не бывает, – повторял он себе. – Нечего бояться.
Он решительно повернулся назад, к тому моменту, когда они развели раствор и пошел дым, и сделал три выдоха. Теперь он стоял за дверью кладовки, когда они вдвоем там химичат. Он ждал. И вот, маленький Федор вышел наружу и увидел незнакомого дядьку, с криком побежал к маме и, конечно, забыл закрыть кладовку. Федор зашел внутрь и выволок младшего брата, когда тот уже начинал терять сознание от дыма, посадил его в комнате напротив. Закрыл кладовку. Сделал три глубоких вдоха и вернулся в кватро.
– Ух! Вот что я должен был исправить, чтобы не чувствовать свою вину перед братом и не чувствовать себя убийцей, и не ходить с этим ярлыком всю жизнь, – сказал он себе решительно и твердо.
И тут он почувствовал, как в нем что-то изменилось. Тревога и страх, постоянно живущие в нем, ушли, и он почувствовал облегчение, спокойствие и уверенность. Прошлое уже не тянуло его. И он понял, что в прошлое тянет какой-то нехороший поступок, чувство вины. Наверняка в его прошлом есть еще много подобных эпизодов, которые он мог бы исправить.
До него стало наконец-то доходить, что весь свой жизненный путь антом он прошел, движимый этим чувством вины и страха. Поэтому совершал ужасные на его взгляд поступки. И все остальные анты, точно так же выросшие в неблагополучных семьях, получили травмы, которые повлекли за собой алкоголизм, наркоманию, с помощью которых они уходили от осознания своей вины, тревог и страха, от невероятного болезненного чувства отверженности. Но как уйти от чувства отверженности, если это происходит еще при рождении младенца и сепарации его тела от матери? Живорожденным – никак. Он понял это. Поэтому веры и отказались от рождения детей, дабы не чувствовать отверженность, влияющую на всю жизнь. У него зазвенело в голове. Ухо горит. Что бы это значило? Кто-то вспоминает о нем? Кто-то, кому он причинил боль и страдания? Или это знак, что он на верном пути? Эти мысли пронеслись в его голове быстрой волной.
– Надо подождать, – сказал он себе. – Как часто я в последнее время говорю себе, что надо подождать. Ведь раньше стремительно проносился по жизни, решал задачи, наступал на головы и шел дальше. Подворовывал иногда, как мой дед. А вот как это исправить? Я ведь знаю, что воровать плохо, социально неодобряемо. Но раз дед воровал, значит, можно. У меня же, вон, какой дед был классный. А ну-ка, я углублюсь еще дальше в свое детство, еще глубже, в бессознательное.
Федор пошел дальше, назад в прошлое. Но остановился.
– Как я смогу исправить своего деда? Может, я смогу поменять свое мнение о нем как о великом авторитете? Да! – сказал он себе и продолжил идти назад.
Он достиг своего детства, когда он был еще шестилетним ребенком и ходил с дедом по гостям. Увидел, как дед крадет вазочку у друзей. Чувство омерзения накатило на Федора.
– Ну как он мог?! У друзей, у антов, которые ему доверяют, брать без спроса и присваивать себе!
Он возмущался. Так и хотелось ударить деда и выбить вазочку из его рук. Но сейчас он не стал уже выходить из кватро. Своих родственников он не изменит. Он оглянулся по сторонам. Вдалеке он увидел мать, которая отталкивает его. Отца, который критикует и унижает его. Ему стало горько и обидно за маленького мальчика, которому пришлось жить вот в такой семье и подвергаться эмоциональному и зачастую физическому насилию. Да, отец неоднократно бил его. Просто так, для профилактики, как он позже оправдывал себя. У Федора навернулись слезы. Однако мужчины не плачут, как внушали ему отец и дед. Но мужчины не воруют и не унижают маленьких, чтобы почувствовать свое превосходство и величие. Как отвратительно все это наблюдать. Но это было его детство и его жизнь. И родители его, и деды такие не потому, что они плохие. Нет! Просто и они подвергались насилию в своих семьях, как Федор, и по-другому не умеют и не знают как.
Федор понял, как можно изменить настоящее и будущее. Пусть даже не получится буквально, но хотя бы виртуально. Придумать себе свое новое счастливое детство, добрых любящих родителей, оградить от травм и стрессов по максимуму. Хотя бы так.
Федор возвращался в настоящее. Он чувствовал, что в нем явно что-то изменилось, и как будто легче стало на душе и внутри. Прошли страх и тревога. Вечно ноющее чувство вины и постоянное оправдывание себя и своих поступков исчезли. Он не чувствовал себя виноватым, что вживил свой репликант в мозг антов. Он это сделал, чтобы сохранить память и не дать себя зазомбировать и превратить в овощ. Они еще не готовы к этому. Просто не готовы, и нужно время. Надо подождать. Их время еще не пришло. Пусть они отстали в своем развитии от веров, но они идут своим путем. Когда Федор возвращался, на пути ему уже никто не встречался. Это было странно. «Что бы это значило?» – задавал он себе вопрос. Наконец, добравшись до точки настоящего, он сделал три глубоких выдоха и вышел из кватро. Он сидел под кустом в отдалении от лагеря, как и ушел в тот раз. Федор поднялся и пошел в лагерь. Каково же было его удивление, когда он увидел немногочисленную группу, состоящую примерно из ста антиверов, которые улыбались и что-то рассказывали друг другу очень эмоционально и оживленно.
– Что тут произошло, пока я был в кватро? – спросил он.
Антиверы повернули к нему свои лица и улыбнулись.
– Мы вернулись из кватро, повидали своих родных и близких. И мы поняли, что нам здесь хорошо и что нам очень повезло.
