В далёком девяностом профессор ставил на кафедру стул, бесцеремонно ступал на него своим ботинком. Студенты на первых рядах могли под брючиной легко узреть волосатую голень светилы родовспоможения. «Светило» тем временем невозмутимо облокачивалось о своё колено, держа в руке кюретку с петлёй на конце. Именно этой крохотной «гильотине» и предстояло «прервать» зародившуюся жизнь в глубинах беременной матки.
– То варварство, коллеги, которое мы наблюдаем в астрономических количествах в наших абортариях, объясняется отнюдь не халатностью или незнанием, – велеречиво мурлыкал профессор, выписывая кюреткой различные геометрические фигуры в спёртом воздухе аудитории. – Докторам хочется, чтоб надёжно, улавливаете?
– Нет, а в чём варварство-то, – бесцеремонно «вклинивался» в стройную гармонию профессорского повествования с задних рядов известный двоечник Лёша Лобков. – Я не понимаю!
На парня тотчас начинали цыкать «опытные» однокурсницы: многие из них к пятому курсу успели познать это самое «варварство» на себе.
– Ваше счастье, что вы родились мужчиной, – снисходительно улыбался профессор, сложив седые усы скворечником. – Они просто выскабливают матку, коллеги, рискуя перфорировать её. И при этом успокаивают бедняжек, лежащих перед ними в позе «Ка-ка-ка», что это, дескать, их крест, который они обязаны нести по жизни. Для надёжности, понимаете? А надо… надо-то всего…
При этих словах в аудитории устанавливалась гробовая тишина, словно после лекции все стройными рядами – так сказать, по комсомольским путёвкам – направлялись в абортарии страны советов учить нерадивых гинекологов азам «нехитрого» дела. Всем было до слёз жаль женщин, подвергавшихся подобной экзекуции.
Ищенко чувствовал интерес аудитории, и, покряхтывая, деловито продолжал:
– Нужно-то всего, гм… Ощутить симптом перескока… Вспомним, что есть зародыш? Это как полип на ножке… Мы мягко зондируем матку…
Кюретка в его руке при этом выписывала в воздухе такое, что многие из девушек начинали ёрзать на стульях.
– И вот, когда мы наткнёмся на этот опёночек, – с неспешностью грибника с многолетним стажем продолжал Ищенко. – Мы его легко сковырнём… Так, что женщина и не почувствует… Да, да…
– И в корзинку его, в корзинку, – юродствовал Лобков с задних рядов. Лекция заканчивалась всеобщим хохотом.
Оказавшись возле «Тойоты», Изместьев глубоко вздохнул: прошли времена варварских «выскабливаний». Сейчас всё качественно обезболивается, женщина ничего не чувствует. Спрашивается, как можно предотвратить это самое «необдуманное» вмешательство в ход истории? Действительно, решаясь на аборт, женщина меньше всего задумывается о том, кем мог бы стать этот нерождённый малыш…
Отвыкший от сантиментов, он, пожалуй, впервые за последние годы почувствовал нешуточный груз ответственности… Правда, не столько за будущее человечества, сколько за своё прошлое, в которое всерьёз надеялся переместиться в ближайшее время. И ещё поймал себя на мысли, что панически не хочется возвращаться домой.
С одной стороны, действовать следовало не мешкая. С другой – над городом сгущались сумерки, намекая как бы, что какое-то время ещё есть… Что не всё ещё потеряно. С третьей – возможность «качественно» переночевать находилась сейчас перед ним, в чёрной «Тойоте»…
Оказавшись в мягком кресле иномарки и без труда прочитав в глазах её владелицы бездну ничем не прикрытого желания, доктор утвердился в мысли, что форсировать события не следует. Пока, во всяком случае.
– Что у нас дальше по программе? – хрипло поинтересовался он.
– Долгая дорога в дюнах, – выдохнула Люси, поворачивая ключ в гнезде зажигания. Выехав на проспект, она пояснила: – Дюнах хрустящих простыней и ароматных наволочек.
– Что, и такие бывают? – краснея от неосведомлённости, поинтересовался Изместьев, после чего поспешил быстро «замять конфуз»: – Не заблудимся в дюнах-то?
– А служба спасения на что? – захихикала водительница так, что у доктора вдоль спины побежали мурашки. – Чип и Дейл придут на помощь, где бы мы ни заплутали.
Петарда в паху
Мощный мотор почти неслышно нёс Аркадия по улицам вечернего города, ничуть не мешая то всплывать, то растворяться многочисленным мыслям в его голове.
Из каждой ситуации следовало «выжимать» максимум пользы. Ещё не представляя, каким образом страждущая Люси может оказаться ему полезной, Изместьев интуитивно чувствовал, что поступает правильно. А интуиция его пока не подводила.
– Что будем пить? – в прозвучавшем вопросе доктор уловил экзаменационный оттенок. Отвечать следовало немедленно, иначе в зачётке появится «неуд», и стипендии тебе, докторишка, не видать в будущем семестре, как винтообразных серных пробок в своих ушах.
Оказывается, они уже несколько минут стояли возле супермаркета «Форман», и Люси тактично ждала, когда «академик» соизволит отвлечься от своих виртуальных умозаключений. У «академика» тем временем с языка так и норовила сорваться фраза дня: «А за чей счёт этот банкет?» Но ему подумалось, что, выпустив её наружу, он чересчур станет похож на одного из героев известной гайдаевской комедии.
Люси без труда «запеленговала» всю его мозговую сумятицу:
– Я угощаю, я же и усыпляю, и ублажаю тоже я… Короче, три в одном, как «Мак-кофе», – будто опасаясь, что Аркадий передумает, поспешила «подвести черту»: – И вообще, ваши места в зрительном зале!
Доктор послушно возил за дамой по торговому залу телегу с продуктами и выпивкой, ловя себя на мысли, что при таких «объёмах» он вряд ли сможет не то, что завтра, но и вообще, на этой неделе, выполнить возложенную на него миссию по повышению рождаемости в одном конкретно взятом случае.
Потом, когда «Тойота» мягко обходила одну иномарку за другой, он чуть не выпрыгнул через лобовое стекло от мысли, что Люси наверняка все «подробности» доведет до Жанки, поскольку они подруги, и методично «раскладывать» по деталям каждого пропущенного через постель мужика – у них что-то на вроде утренней политинформации. Как «разжигает», как «раздувает угли», как «подбрасывает хворост», надолго ли хватает в зажигалке бензина, да и велика ли сама зажигалка… Всему найдётся своя ячейка, свой маленький ярлычок.
Мысль, залетевшая следом за предыдущей, и успокоила, и «заземлила» одновременно: Жанка сама «порекомендовала» его своей подруге, как… надоевшую кассету, которую слушать больше нет никакого желания. В её магнитофоне больше нет места для такой музыки… Так что, опасаться санкций вряд ли стоит.
К тому же, как бы безысходно это ни звучало, Аркадий здесь «пасётся» последние деньки. Там, куда он направляется, всё будет иначе. В сто раз целомудренней, в тысячу раз божественней. Это будет единственно верный вариант. Без репетиций и прогонов, без попыток. Всё – набело!
Так отчего бы напоследок не «оттянуться по полной»?! Тем более – домой совершенно не хочется. Он устал от постоянной натянутости, от ощущения предстоящей грозы, которая может «грянуть» из-за пустяка. А тут – такая возможность…
