Что было дальше, сохранилось в памяти Изместьева смутно и отрывочно. Распирающая боль в молочной железе, нестерпимая жажда, сотрясающий озноб, туман перед глазами сменялись кратковременными просветлениями. Чувство времени пропало, тянулся один бесконечный вечер.
По скрипу снега на валенках входящего с улицы мужа Акулина поняла, что наступает зима.
Во время очередного просветления Федунок накинулся на жену с ругательствами:
– Ты што меня, едрёна ветошь, перед фельдшером позоришь? Давеча пришёл, вызвал я его, чтоб тебя, значитца, спасать, а ты, аки савраска, по дому леташь, полы драишь, посуду в тазу шворишь! Никакой у тебя температуры, ни жару, ни хвори – ничегошеньки нету. Ну, он меня за дурака и принял! Пьёшь, говорит, ты Фёдор, лишку, вот и блазнит тебе всяка нечисть, значитца. А кака-така нечисть, ежли ты в жару вона вся, аки сковородка. Так и скопытиться недолго ведь!
Лунообразная физиономия Федунка плавала на фоне потолочных досок подобно сдувающемуся первомайскому шарику. Разноцветные круги перед глазами Акулины затеяли хоровод, как в калейдоскопе. Шарик Федунка никак не мог встроиться в общее «празднество» и потому плавал отдельно.
– А Кумушка нашлась? – кое-как выдохнула Акулина и тут же закашлялась.
– Да што с тобой, баба?! – засуетился, забегал вокруг неё муж. – Я ить её зарезал! Как токмо тебя в роддом увёз, так мы её с мужиками и приговорили. Кто ж её доить-то будет? Без тебя-то? А? Ты у нас одна доярка в доме, я не силён в энтом деле.
Акулина почувствовала, как в голове словно заработал водяной насос, и перепонки начало выпирать наружу. Ещё немного, и они порвутся.
– Кого тогда мы с тобой искали вчера? Почти всю ночь?!
– Что ты городишь, Кульк? Каку таку ночь? Ты ужо пошти неделю температуришь. А мы с мужиками пировали вчера, не в состоянии я был. Зарядилися надолго. Кому ж охота в таку непогоду по лесу шнырять и искать невесть чо? Я ишо не совсем из ума выжил! Тута, – Федунок поставил себе сочный щелбан в темечко, – ишо осталося мозгов-то. Не дом советов, конечно, но ишо маракую!
Она вновь закрыла глаза, едва не задохнувшись от мужниного перегара. Что происходит? Мало того, что Клойтцер забросил доктора в самую, что ни на есть прогнившую глубинку, так ещё и одну за другой галлюцинации посылает. Кончать жизнь выжившей из ума колхозницей – ох, как не хотелось!
– А мясо Кумушки где? – прохрипела, задыхаясь, Акулина.
– Ну, там есть кое-што… – смутившись, вздохнул супруг. – Осталося. Ишь ли, я Еремеечу был должен с лета. Он давно мне намекал.
– Пропили, небось! – заревела в голос жена. – Так и скажи. Дочери маленькие, а он пьёт! Пьянь! Стервец, алкаш долбаный! Ну, я выздоровлю, доберусь!
– Кто ж тебя и дочерей твоих кормит? Ты день работашь, да неделю в бреду меташься. Кто тебя разберёт? Не знаю, что с тобой после роддома энтого…
Акулина ощутила нестерпимое желание стать легче воздуха, вылететь в трубу вместе с дымом, исчезнуть как угодно и куда угодно, лишь бы не влачить дальше эту чужую непонятную жизнь, не метаться в ознобе, не видеть эту мерзкую рожу, не вдыхать эти запахи… Может, выпить уксусную эссенцию, повеситься в сенях, пока Федунка нет дома, или уйти в ноябрьскую непогодь подальше в лес, и там уснуть навеки? Только бы не жить так – забытой всеми, вдали от родного дома, семьи, работы…
Часть вторая
Сумерки настоящего
За ЧАС до катастрофы
Куда он мог деться? Евдокия чётко видела пассажира с местом 4L в эконом-классе. Интересный голубоглазый брюнет с вьющимися волосами, в костюме стального цвета и с ноутбуком. Стюардессы уже привыкли к подобным «букам» – именно так они называли между собой ушедшую с головой в компьютер бизнес-элиту современности. «Букам» не было никакого дела до того, где они сидят: в аэропорту, в самолёте или в постели с любимой женщиной. Для них вообще нет ничего важней котировок валют, цен на нефть, индексов ММВБ и прочей «галиматьи»!
Правда, и приставучих болтунов Евдокия терпеть не могла. Тех, для которых не заговорить с мимо «фланирующей» девушкой означало никак не меньше, чем «облажаться по полной».
Тот самый парень с билетом на место 4L Евдокии показался приятным исключением из тех и из других. Только где же он? Она не могла ошибиться, он садился на борт, но потом… куда-то исчез.
Девушка специально совершила «вояж» из конца в конец самолёта, но голубоглазого нигде не обнаружила. Автоматически нарезая ломтиками лимон, готовя коктейли, Евдокия терялась в догадках. Она то и дело выглядывала из своего отсека, «простреливала» глазами салон, с каждым разом убеждаясь, что место 4L пустует. Несложно было догадаться, что и в туалете молодого человека быть не должно.
Череду её сомнений бесцеремонно прервал Игорь Павлович, командир корабля. Внезапно оказавшись за её спиной, он вдруг схватил её за талию и отодвинул в сторону.
От неожиданности Евдокия вскрикнула, чего стюардессе делать не рекомендуется ни при каких обстоятельствах.
«Палыч» тем временем открыл холодильник и вытащил оттуда фляжку с коньяком. Сделав глотков пять-шесть, смачно крякнул и глубоко вдохнул. Только теперь девушка разглядела крупные капли пота на его лбу. В таком виде командир перед ней ещё ни разу не появлялся.
– Если сядем нынче, я свечку поставлю, – невнятно прошепелявил «главный». – Такого не припомню!.. Может, нагрешил где? Или ты нагрешила, красавица, признавайся!
От интонации командирского голоса Евдокия почувствовала неприятный холодок между лопатками.
– Что случилось, Игорь Павлович? – осторожно поинтересовалась она, но «главный» словно не слышал её.
– Дикость какая-то! – только спустя пару минут сообщил он более внятно и вновь приложился к фляжке. – В девяносто пятом оставил жену с ребёнком. Так ведь алименты исправно платил. Всё выплатил – до последнего. Что там ещё?
В этот миг самолёт тряхнуло так, что у Евдокии заложило уши и замерло сердце.
– О господи! – запричитала девушка. – Игорь Павлович, скажите, что случилось?
– Три года назад продал машину, налоги не заплатил. Никто не хватился, но… разве это грех? – продолжал оправдываться Палыч, разговаривая сам с собой, не забывая отхлёбывать из фляжки коньяк. – Какой это грех? Неужто за это?! В детстве, помнится, кошку сожгли с пацанами… Так с тех пор уж лет тридцать как… Господи! Ну неужели?!
Командира трясло. Евдокия видела, как он прикусил себя язык и даже не обратил на это внимания.
– Да что случилось?! – почти прокричала она. – Объясните же толком!
После этого крика командир заметил её присутствие. Сначала сморщился, как от зубной боли, затем, вытаращив глаза, поманил за собой в кабину пилотов.
– Спрашиваешь, что случилось? Сейчас всё сама увидишь… Э-э-э, чёрт! Вернее, услышишь. Пойдём со мной, Элечка, осторожно тут.
