– Разряд! Давай триста! Не бойся… Дышать, дышать! Как зрачки? Рефлексы? Продолжаем!
Акулина кричала громко. На травянистую поляну то тут, то там стали выходить люди в белом. Седовласые причёсанные старцы были недовольны тем, что кто-то их побеспокоил в столь благостный час. К Акулине приблизилось странное, словно только что слетевшее с картины Ван Гога, существо.
Они начали возбуждённо шептаться, потеряв при этом бдительность, чем не преминул воспользоваться Изместьев. Он практически дотянулся до беглянки, но в этот миг отчётливо донеслось – откуда-то снизу:
– Всё! Последний раз триста шестьдесят шарахнем и всё! Разр-р-ряд!!!
Звездануло так, что, показалось, вывернуло наизнанку. Именно изнанкой и полетел вниз, сквозь все мыслимые и немыслимые препятствия. Его вновь обступили шорохи и медицинская суета. Кто-то вновь чем-то холодным и острым раздвинул гортань. В лёгкие вдувалась смесь. Он жил.
– Есть синусовый ритм!
– Капаем, капаем, дышим! Активней, активней!
– Грудину с рёбрами не сломали? А то она хрупкая такая…
– Если сломали, починим! Не в первый раз!
– Вытащили, кажется…
Винчестер на грани
Какая странная иллюзорная двойственность! Словно с Савелия в одну из ночей удачно сняли копию. И – вдохнули в неё жизнь, как гелий из баллона – в шарик. И она, эта копия, начала жить в другом месте, другом времени, под другим именем. По-другому чувствовать, двигаться. У неё другой темперамент.
Но весь парадокс кроется в том, что на двоих им оставили один мозг! Вся информация стекается в один компьютер. У этого компьютера от немыслимой перегрузки вот-вот сгорит винчестер!
Его забыли об этом предупредить, когда снимали копию. Если вовремя не вдохнуть или не воткнуть чего-нибудь «вышибающего», то от увиденного и услышанного можно съехать с рельсов, и потом уже никогда на них не встать! На такой объём информации жёсткий диск не рассчитан…
Один Савелий выслеживал Трутня с Крапивницей. С биноклем. Ходил за парочкой неотступно, стараясь то и дело попадаться им на глаза. Трутень – он и есть Трутень, что с него взять? Но его обожала Крапивница, и с этим Савелий вынужден был считаться. Частенько представляя себя на его месте, рисовал в воображении сцены, позы, объятия, находя в подобной медитации отдалённый аналог наркотического забытья.
Второй Савелий был всерьёз озабочен судьбой отца. Того самого, которого ещё вчера люто ненавидел. Почему именно сын почувствовал перемены в родителе? Причём единственный из окружающих! Ни жена, ни друзья… Может, между ними была установлена телепатическая связь? Хотя связь какая-то, конечно, должна быть, они же родственники!
Савелий был уверен, что всему причиной служила наркота. Благодаря её действию, он мог выходить из обычного трёхмерного пространства и видеть, предсказывать то, что другим неподвластно. И в этом заключалась его… миссия.
Вот и сейчас каким-то восьмым своим чувством явственно ощущал, что отца нет среди живых, но и среди мёртвых он также отсутствует. С родителем что-то случилось. И это что-то не поддавалось никакому объяснению. Из тех, что известны всем.
Для окончательного выяснения… чего-то не хватало. Возможно, дозы.
Передозировка могла стать критической, сердце не выдержит и не выйдет из наркоза. Савелий знал такие случаи, даже был свидетелем одного. Повторять судьбу других не хотелось. Но другого выхода не было, добраться до разгадки не хватало времени.
Самочувствие последних двух дней было ни к чёрту: он то потел, то задыхался. Сердце иногда колотилось так, что приходилось становиться под абсолютно ледяной душ, рискуя простудиться и умереть от пневмонии.
Аппетита не было, всё время подташнивало.
Причина очевидна: он почти неделю без «подкачки».
Топка требовала дров. Дрова хранились в яйце, яйцо было в утке, утка в зайце, косой сидел в ларце… Ну и так далее, как в сказке про Кощея.
Его «дрова» не мог обнаружить никто. Никто не мог додуматься, где они находятся. Потому что их как бы не было в реальности.
Давным-давно, когда он ещё не сидел на игле так плотно, они с Урсулом брели по летнему городу и потягивали пивко из банок. Именно тогда Аркадию и пришла в голову простая, как копейка в мусорном баке, мысль. А что, если просто обменяться банками. Никто не знает, что они пусты, что в одной – товар, в другой – деньги. Кто-то будет проверять?
Так и происходило.
После условленного звонка по мобильнику Савелий выходил на проспект с пустой банкой из-под пива и не спеша прогуливался, периодически к ней прикладываясь – делал вид, что пьёт. Вскоре к нему присоединялся Шота с точь-в-точь такой же банкой.
Какое-то время они шли рядом, беседуя о пустяках.
Нет, они не просто брели! Они тщательно изучали обстановку. Имея в запасе по настоящей банке. Мало ли что, ведь «Отдел» не дремал. Рисковать не стоило.
Затем Шота делал вид, что поправляет шнуровку на ботинке. Банка при этом ставилась на какую-нибудь поверхность. Этот же трюк повторял и Савелий.
Потом они брали не свои банки и вскоре расходились.
Савелий находил в банке завёрнутые в стерильный бинт ампулу, пилку и одноразовый шприц. Любой туалет подходил для того, чтобы произвести… манипуляцию…
Сегодня он заказал две ампулы. Разумеется, за двойную плату. Шота лишних вопросов не задавал. Передача товара прошла как по маслу, без эксцессов. Матери дома не было, поэтому Савелий решил не «изобретать велосипед», а просто уколоться в комфортных условиях.
Какое-то время размышлял над тем, сколько вкалывать – полтора или два кубика? С двух кубиков чистого промедола могла наступить остановка дыхания; как сын врача, он хорошо это знал. Но с другой стороны меньшая доза могла оказаться недостаточной для того, чтобы понять главное – что случилось с тем самым врачом, то есть, с отцом?
Последние «заплывы» явно свидетельствовали: отец на что-то решился, на какую-то страшную авантюру. Его аура бледно мерцала на расстоянии, появлялась в проёмах света, и Савелию недоставало сил и времени её достичь.
Нет, надо вколоть два кубика! Он так решил. Всё равно Крапивницы ему не видать, как собственных ушей. Ничем не рискует.
Прощай, Мария! Авось, встретимся когда-нибудь!
И вот он в ночном городе. Плыть на этот раз пришлось дольше обычного. Город-аквариум не хотел выпускать из своих объятий. Дома и скверы словно обладали магнетизмом и притягивали. Савелий даже испугался, что заблудился, так долго пришлось плутать по безлюдным тёмным улицам.
Наконец, увидел впереди высотное здание, в окнах горел свет. К одному из окон его тянуло сильнее, чем к другим. Намного сильнее. За стеклом он различил силуэт. Кажется, это был силуэт отца. Тот сидел, склонившись над столом, и что-то писал.
