Он приземлился!
Тело практически не пострадало: в той же футболке и трико, в тапочках. Сквозь толпу склонившихся над ним людей протиснулась Люси. И схватила за футболку:
– Что ж ты мне не сказал, что решил свести счёты с жизнью?! – кричала она срывающимся голосом. – Я бы вместе с тобой на карниз вышла! Мы бы такую рок-оперу замутили! Как «Иисус Христос – суперзвезда»!
– Я не… Я как-то… Когда… – заикал Изместьев, подозрительно ощупывая собственное тело. – Не хотел я счёты с жизнью сводить! И не собирался вовсе! Вы… Ты… Могли… Могла так подумать? Почему?
– А кто ещё с высоты вниз башкой ныряет? – незатейливо, по-простому объяснила Люси. – Только самоубийцы. И никто больше.
– Откуда эти люди? – с подозрением спросил он. – Как будто повесили объявление, что сегодня случится исторический полёт!
– Одна я бы ни за что не смогла привезти сюда и накачать эту штуку! – призналась Люси. И прислушалась: – А вот и коллеги твои пожаловали.
Доктор различил сирену «скорой» и знакомую до колик в кишечнике иллюминацию из красно-жёлтых огней. Слегка удивился, увидев незнакомого коллегу. Тот был предельно сдержан, на чисто профессиональные выпады больного почти никак не реагировал.
– Вы недавно на подстанции? – спросил доктора Изместьев, когда его на носилках грузили в машину.
– Мне кажется, всю свою сознательную жизнь! – прозвучал не совсем внятный ответ.
Больше Аркадий ничего не помнил.
Поворот ключа
Почему никто не боится показаться банальным? Или это чувство притупилось, оно не характерно для кибернетического века? Изместьев давно размышлял над этим вопросом, под разными ракурсами смотрел на него. Астрологи твердят, что обострённое чувство банальности свойственно некоторым знакам Зодиака, с которыми можно даже поссориться, если сегодня одеться так же, как вчера, накормить тем же, чем вчера… Но какие именно это знаки, Изместьев не помнил. Разве в них дело?
Сразу видно, юная коллега не принадлежит к их числу, она из другой когорты. Сидит перед ним, держит на коленях набитый фруктами пакет из гипермаркета и даже не краснеет. Принесла бы чего-нибудь домашнего, к примеру, нафаршированные перцы или блины со сгущёнкой… Откуда у всех «посещенцев» стереотип: фрукты, апельсины, бульон? Он не «желудочно-кишечный»! Он – летун, дельтапланерист! Ему можно и сациви с «Хванчкарой», и пельмешки под водочку-с… Он всего-то – спрыгнул с шестнадцатого этажа на подушечку! Почему ему – то же, что и всем? Он – эксклюзивен, неповторим! Самородок, можно сказать…
– Здорово осунулись, Аркадий Ильич, – наперекор его мыслям выдала Леночка. – Будто после туберкулёза. Или из тюрьмы… Правда-правда, уж мне-то можете поверить, Аркадий Ильич. Ну ничего, на дежурствах я вас откормлю, поверьте! Поставлю себе задачу-минимум.
– Умеешь ты поднять настроение! – попытался изобразить обиду Изместьев. – Один чёрт: что дежурство, что вне работы!
– Ирония ваша ни к чему, – быстро нашлась Леночка. – С какой бы ещё целью я принесла вам фрукты? Чтобы цвет лица у вас изменился! И чем скорее, тем лучше. Мне без вас скучно работать. Что-то не то, понимаете? Как я выяснила у лечащих докторов, руки-ноги у вас целы. Значит, скоро выпишут.
– Сколько мы работаем, Ленок, ты всё обо мне печёшься! Чтоб я, значит, не простудился, не похудел… Но всё как-то с подковыркой, в качестве прикола, что ли?
– Как большинство боссов, шефов… руководителей, короче, вы ко мне необъективны! – поджала густо накрашенные губки коллега. – Хотя… Что это я возомнила?! Кто я такая, в конце концов?! Так, ни шило, ни мыло. Серая пришибленная мышь, дожидаюсь, когда за мной котяра пожалует. Лапой своей накроет, и пристану я, наконец, к берегу.
Изместьев взглянул на девушку с нескрываемым удивлением. Даме тридцать, а все кличут Леночкой. Семьёй так и не обзавелась, в медакадемию поступала раза три, но всё не судьба. Фельдшер-анестезистка, так по вызовам и мечется. Как-то незаметно она появилась в бригаде, стала незаменимой. Впрочем, он от неё отличается лишь уровнем ответственности и окладом. А институт, который закончил… Это было так давно, что доктор подчас сомневается, было ли вообще это в жизни, и с ним ли. Реальность такова, что он находится в одноместной палате клиники неврозов, и первым его посетителем оказалась именно эта девушка.
– Зря ты так, – он постарался выдавить улыбку. – Я к тебе отношусь по-доброму. Нежно, трепетно, даже возвышенно. Ты такой же человек, как и я. Как и все остальные.
– Аркадий Ильич, Аркадий… – озираясь на дверь палаты, вдруг затараторила Леночка. – Ну, зачем вы прыгнули с такой высоты? Вы хотели… Вы хотели… Себе доказать, да? Такую подушку организовать внизу – это ж надо соображать! И ведь никаких предвестников не было… Я имею в виду, признаков такого поступка! Почему бы не посоветоваться?! Помогли бы наверняка. Вам что, остроты ощущений не хватало?
– А кто мне подушку организовал? Уж не ты ли? – игриво «уколол» доктор девушку, и тотчас пожалел об этом.
– А хоть бы и я! – запальчиво прошептала Лена, поставила пакет на кровать и промокнула глаза платочком. – Вы – слепой истукан! Работаете, как кресалом в пещере! Как первобытный… какой-нибудь. Считаете, что если вам всё равно, то и другим наплевать на вас, да? Вы ж с людьми работаете! Доверять им надо! Вам плохо было с нами? Признайтесь, плохо, да? Почему вы решили уйти? Это накладывает на всех нас… Не тень, не груз какой-то… Осадок оставляет… в душах!
– Ни о чём таком я не задумывался, Ленок, – как можно шире, до боли в челюстях, улыбнулся Изместьев. – Просто захотелось проверить себя.
– Вы что, школьник-экстремал? – она вдруг сложила руки на груди, словно отчитывающая нерадивого ученика преподавательница. – Всё время требуется чего-то доказывать самому себе? Неужели время не лечит? Сами со стороны себя видели?
– Честно говоря, нет, – скривился он, слегка покраснев. – Не задавался такой целью… А… Здорово все переполошились из-за меня? Ну, там, коллеги, друзья, родственники…
– Не то слово! Я, похоже, нервный тик заработала из-за вашего прыжка-полёта! Видите, как щека у меня дёргается? – и неожиданно склонилась, он почувствовал острый запах её духов. – С этой стороны, заметно?
Доктор зажмурился, словно пытаясь рассмотреть у себя внутри причину собственного столь поразительного равнодушия. Ему, действительно, всё равно, почему он, слегка седеющей на висках, «сиганул» с высоты вниз башкой! Ему плевать, расплачется сейчас в порыве нахлынувших чувств перед ним его боевая подруга или, скрипя своими коралловыми зубками, выскочит в коридор. Ему по барабану!
Что он помнит из вчерашнего, позавчерашнего? Ну, решил прыгнуть, остроту испытать, поскольку в жизни всё осточертело. А чтобы не так страшно было – побеспокоился о подушке. Что в этом удивительного? Всё вполне объяснимо и понятно. Ему, по крайней мере.
Он позаботился или кто-то другой, какая разница?! Мир не без добрых людей. Важно, чтобы в трудную минуту кто-то пришёл на помощь.
