– Знаю, Оленька, всё знаю, – Ворзонин сам был готов разрыдаться в эту минуту. – Я уважаю твои чувства, ты можешь полностью положиться на меня.
– Аркадий… После всего, что случилось… Он мой муж, мы с ним прожили столько лет! Они не прошли даром. И свой крест я намерена нести до конца. Он вспомнит, он всё вспомнит, я помогу ему это сделать!
– В его сердце нет любви! – выложил последний козырь Павел. – Я последнее время как бы жил его жизнью. Оно словно высечено изо льда. Может, когда-то в нём теплилось что-то, но не сейчас.
– Я разожгу его любовь, у меня найдутся силы! Не сомневайся, – Ольга освободилась от руки Ворзонина и отстранилась. – Так что, прости, если сможешь. И… Спасибо тебе за всё.
Какое-то время, молча, он шёл рядом с ней, потом остановился на обочине, глядя вслед удаляющейся процессии. Когда все скрылись за поворотом, медленно направился в клинику.
Всё напрасно! Всё!!!
Как с гор сходит снежная лавина, сметая всё на своём пути, так и психотерапевту хотелось одним махом подвести черту под всей предыдущей жизнью. Зачем чего-то достигать, если рядом нет того, кого ты любишь?! Ради кого всё и совершаешь. Ради кого не спишь ночами. К чему эти жалкие усилия, потуги? Без поддержки любимого человека это – ничто.
Ольга будет разжигать пепел любви Аркадия… Смех!
Часть третья
Мрак будущего
Катастрофа
Они брели по шпалам под моросящим дождём. Аркадий не чувствовал ни холода, ни влаги на лице. Возможно, сказывались многочисленные инъекции последнего времени, «полученные» им в клинике.
Его собеседник, сутулый щуплый старик, постоянно ёжился, то и дело поправляя капюшон.
– Может, оно и к лучшему, Аркадий Ильич, что не помните ничего из своего прошлого? – говорил сутулый, назвавшийся Карлом Клойтцером. – Жизнь настолько непредсказуема, что не ведаешь, какой сюрприз она преподнесёт за поворотом!
– Скажите, – неожиданно для себя спросил Изместьев, – почему я прыгнул с шестнадцатого этажа? Вы, наверняка, знаете. Из-за ссоры с женой, с Ольгой?! Оттого, что ушёл из дома – этого сделать не мог. В это никто не поверит. И я не верю! Чего мне не хватало? Просто так не прыгают, причина должна быть.
– Считайте, что прыгнули из-за неразделённой любви к Жанне Аленевской. Она вам дала от ворот поворот, вынести такое вы не смогли. Вот и прыгнули, – сутулый внезапно остановился и развернул к себе доктора. – Её-то, надеюсь, вы помните?
Изместьев не выдержал прямого взгляда, ненадолго присел на корточки, словно прислушиваясь к чему-то.
– Её я помню. Ещё как! Это более вероятно, согласен, в это скорее поверю. Жанна которую ночь снится, только совсем девчонкой, той десятиклассницей из нашей юности. Никакие инъекции её вытравить из сознания не могут. Люблю её, и всё тут. Аж сердце останавливается.
Через минуту он поднялся, и они побрели дальше.
Сутулый продолжал:
– Лекарства, которыми вас пичкали в клинике, имели целью вовсе не это. Более того, ваше чувство к десятикласснице Жанне Аленевской – истинное. Тот факт, что вы пронесли его сквозь годы, доказывает многое. Оно, чувство ваше – как непотопляемый корабль. Его не смогло поколебать даже…
Тут сутулый осёкся и надолго замолчал. Аркадий не торопил его.
Неожиданно собеседник доктора остановился и осмотрелся.
– Вот здесь, Аркадий Ильич, вы должны будете стоять завтра, а точнее, в ночь с тринадцатого на четырнадцатое, вместе с Ворзониным. Ровно в три ночи всё и произойдёт. Ворзонин должен будет принести ваш паспорт, не забудьте его положить в карман. Это важно!
– Вы хотите, чтобы нас с Ворзоней сбил поезд? – обиженно выдал Аркадий. – Допустим, психотерапевта вы недолюбливаете. Но я-то что вам сделал такого, чтобы меня вот так, запросто, под поезд толкнуть?
Старик вдруг заливисто рассмеялся… Совсем не по-стариковски:
– Поезда к тому времени ходить здесь уже не будут. Их остановят. Ваша задача – стоять в данной точке в три ночи и ждать. Я отвечаю за свои слова. Больше от вас ничего не требуется.
– Собственно, чего ждать? Бомжей залётных? Собак бродячих? Или, может, прилёта инопланетян? Если поезда остановят, то…
Сутулый вдруг взял его за плечи и притянул к себе:
– Дорогой Аркадий Ильич. Когда-то мы были знакомы. Но перемещения во времени стёрли из вашей памяти подобные мелочи. Когда-то я помог вам вырваться из действительности, вы прошли огонь, воду и медные трубы. Меня вы спасли от диабета. Это было… По вашим меркам – целую жизнь назад. Я сейчас почти в два раза старше, но… Ощущения вашего времени сохранил. Несмотря на то, что выпало на вашу долю, вы продолжаете боготворить свою школьную любовь. Это заслуживает уважения, я очень хочу вам помочь. Всё должно получиться. Потерпите ещё немного.
– Ну почему, почему я вас не помню?! – Изместьев упал на колени и принялся колотить просмолённые шпалы.
– Ни в коем случае не надо отчаиваться, Аркадий Ильич! – старик подхватил доктора под руки, помог подняться. – Скоро вы вспомните. Потерпите, иначе можно всё испортить. Я вам гарантирую: всё встанет на правильные рельсы. Справедливость восторжествует.
– Хорошо, потерплю… – Изместьев старался запомнить место: покосившиеся гаражи, деревянные постройки, вдалеке – ряды стандартных многоэтажек. – А у вас какой интерес мне помогать?
– У меня свой интерес, но об этом сказать пока не могу. Больше не спрашивайте ни о чём. Будьте здесь, когда я сказал. Обязательно!
– Ладно, – Изместьев махнул рукой. – Кажется, у меня нет другого выхода. Постараюсь.
– Сейчас я отвезу вас в гостиницу.
– Это ещё зачем? – возмутился доктор. – У меня, кажется, дом есть. Там меня ждут жена с сыном.
– Вы действительно не помните, что случилось с сыном?
– Хоть убейте, а что?
Сутулый схватил его за рукав и тоном, не терпящим возражений, заметил:
– Домой ни в коем случае. Вас там ждут другого! С другим настроением, с другим посылом. С другой миссией, если хотите. Ждали неделю, подождут ещё сутки. В гостиницу, я подчёркиваю, в гос-ти-ни-цу!
Он легко потянул Изместьева к чёрному «лексусу» с тонированными стёклами. Через минуту иномарка рванула с места.
Изместьев поёжился от непривычных ощущений, вызываемых работой мощного двигателя.
* * *
Оставив машину под окнами одной из многоэтажек, Ворзонин направился по освещённой аллее вниз, к железнодорожному полотну. По мере приближения к гаражам светящих фонарей становилось меньше, и это неприятно щекотало нервы.
Стрелки на часах психотерапевта медленно, но верно подкрадывались к трём.
Низкая облачность и моросящий дождь не способствовали оптимизму неприкаянного горожанина, вынужденного идти навстречу полной неизвестности. В гаражах, наверняка, коротали ночь бомжи, они были бы не прочь грабануть одиноких «странников», случайно зашедших на их территорию.
