Вот только Эрхан бежать не собирался, у Эрхана были свои планы и свои счеты. Он прицелился и выстрелил. Одна из теней рухнула на снег, остальные бросились врассыпную, растворились в темноте. А могли ведь и напасть! Точно так же, как до этого напали на метеостанцию медведи.
– Или держись рядом, или возвращайся, – велел Эрхан, не оборачиваясь. Сам он уже двигался по направлению к лежащему на снегу медведю, тому самому, который едва не порвал Волчка и Тару, к самому большому.
Для Эрхана убитый медведь был законной добычей: мех, жир, клыки, когти. Думать об этом не хотелось, а вот посмотреть на хищника вблизи, наоборот, очень даже хотелось. Именно на этого хищника. Остальные, по крайней мере, те два, что вломились в жилой корпус, Веселова не впечатлили. Или он просто не успел впечатлиться, потому что Никодимыч сработал четко, и убитых зверей быстро перетащили из дома в сарай. Наверное, они тоже считались добычей. Может, Никодимыча, а может, общей. Но вожака, самого сильного, самого страшного, Эрхан отдавать не собирался. Это было видно по его решительно сощуренным глазам, по нетерпению, с которым он стрелял в волчью стаю. Добыча! Побежденный в бою враг.
Очутившись рядом с медведем, Эрхан, кажется, позабыл об осторожности, даже по сторонам перестал смотреть. Веселов смотрел за двоих, но и на медведя тоже поглядывал. Он был не просто большой, а огромный. Когти длиннее его, Веселова, пальцев. Что уже говорить про клыки! Эрхан как раз и занимался изучением клыков, бормотал что-то себе под нос, довольно прицокивал языком, а потом вдруг замер, застыл, как парализованный. Веселов уже было испугался, что Эрхан снова увидел волков. Оказалось, Эрхан увидел другое, гораздо более безопасное, хоть и странное.
На шее зверя в просветах белой свалявшейся шерсти виднелось что-то темное. Веселов сунулся посмотреть и тоже замер. Это темное оказалось веревкой в палец толщиной, сплетенной, кажется, из кожаных ремешков. На ней, словно бусины на леске, были нанизаны вырезанные из кости фигурки: волки, олени, лисы, человечки. Человечки с просверленными головами выглядели особенно странными. Или страшными? А еще странным был сам факт наличия на шее дикого зверя вот такого ожерелья. Или ошейника? Хотел бы он посмотреть на человека, который отважился приручить такого монстра.
– Что это? – спросил он у Эрхана шепотом, но тот ничего не ответил, кажется, даже не услышал вопроса. Вместо этого проводник суетливым каким-то движением вытер руки о штанины и попятился от мертвого зверя. Сам попятился и Веселова за собой потянул. А Веселову уходить не хотелось, Веселову хотелось подойти к медведю поближе, в подробностях разглядеть ошейник с фигурками. Если получится, сфотографировать, а еще лучше срезать.
Может, Эрхан и был великим охотником, способным с одного выстрела завалить полярного медведя, но Веселов моложе и крепче. Он повел плечом, высвобождаясь из захвата, шагнул к зверю, на ходу доставая из ножен нож. Вот и пригодилась покупка, спонтанно сделанная в охотничьем магазине накануне отлета. Эрхан не успел сказать ни слова, как острое лезвие рассекло веревку. Веселов подхватил заскользивший вниз по шерсти ошейник, опасаясь, что фигурки могут соскользнуть, и тогда уже ищи-свищи их в этом снегу. Фигурки не заскользили, каждая из них фиксировалась узелком, каждая из них норовила улечься в ладонь Веселова, улечься и оцарапать до крови. Впрочем, нет, до крови его оцарапал вот этот костяной человечек, воинственно вскинувший вверх руку с крошечным ножом. Вот ножиком и поцарапал. Но это ведь такая мелочь! Особенно, если вспомнить, с чьей шеи снят этот удивительный ошейник.
Веселов все еще любовался фигурками, когда кто-то с силой толкнул его в спину. От неожиданности он покачнулся и рухнул в сугроб, инстинктивно до боли сжимая пальцы, чтобы не выронить ошейник.
Не выронил. Ткнулся мордой в колючий снег, едва не задохнулся от холода, но пальцы так и не разжал, словно бы от этого зависела вся его дальнейшая жизнь.
– Не трогай! – заорал ему в ухо Эрхан. – Не прикасайся!
Поздно. Он уже и потрогал, и себе забрал. Веревка с фигурками теперь – его охотничий трофей. Медведя пусть забирает Эрхан, а ошейник он никому ни за что не отдаст.
Выбравшись из сугроба и легонько оттолкнув наскакивающего на него Эрхана, Веселов замотал головой, потер онемевшее от холода лицо, сказал:
– Ему эта штука больше не понадобится, а мне на память.
– Эта штука… – Эрхан застонал, попятился теперь уже от него, словно бы он только что заразился бубонной чумой или еще какой холерой и представлял для окружающих смертельную опасность. – Что ты наделал, парень? – Во взгляде его была жалость. Так смотрят на обреченного на смерть, когда точно знают, что дни его сочтены и помочь ему ничем нельзя.
– Медведя можешь забрать себе, – разрешил Веселов. – А ошейник останется у меня, повешу над кроватью, когда вернусь в Москву, буду вспоминать…
Ему не дали договорить. Четко, почти по слогам Эрхан произнес:
– Ты не вернешься в Москву, мальчик. Не стоило трогать тынзян. Только не этот.
Тынзян? Веселов нахмурился, припоминая. Перед экспедицией он готовился, просматривал видео, изучал материалы, касающиеся Севера. Тынзян там тоже упоминался. Сплетенное из шкур оленя лассо, длинная веревка, которую умельцы могли метнуть аж на двадцать пять метров. Вот что такое тынзян. Про то, чтобы кто-то охотился таким образом на белых медведей, ни в видео, ни в статьях не рассказывалось, и тем более непонятен страх в глазах Эрхана. Самый настоящий священный ужас.
– Что не так с этим тынзяном? – спросил Веселов, перебрасывая аркан с ладони на ладонь. Очень ловко перебрасывая, как настоящий северный охотник.
Эрхан не ответил, лишь покачал головой, а в душу Веселова начало закрадываться беспокойство. Оно, конечно, всякие там суеверия и забобоны есть у любого народа. Это как разбить зеркало или бояться черной кошки. Стал бы Эрхан сторониться черной кошки, явись та вдруг перед ним посреди тундры? Не стал бы, потому что черная кошка для него – явление нетипичное и никакого сакрального смысла не несущее. Точно таким же явлением для Веселова был тынзян. Нет, все-таки он бы покривил душой, если бы сказал, что его совсем не интересует этот… аркан. Еще как интересует! Никогда раньше у него не было своей собственной особенной вещи. А тынзян особенный, для того, чтобы это понять, не нужны нравоучения Эрхана.
– И что не так с этим тынзяном? – Он ласково погладил костяную фигурку – туловище человеческое, голова лисья.
– Это шаманский тынзян. – Эрхан, кажется, даже боялся смотреть на аркан. – И тынзян шаманский, и зверь был его. Связь духов. Понимаешь?
Веселов не понимал, но история про шаманов и духов была занимательная. Тем ценнее для него теперь этот охотничий трофей.
– А ты эту связь оборвал. Спустил духа с поводка.
Получалось эпично. Эх, жаль, он не взял с собой камеру. Записать бы эту северную сказку для тех, кто остался на Большой земле.
– Ну ничего! – Веселов беспечно махнул рукой. – Шаман найдет себе нового зверя.
