– Я не чувствовала тебя. – Вероника обращалась к Таре, но смотрела на Веселова. Веселов лежал с закрытыми глазами, но на восставшего мертвеца больше не походил. – Потому что ты потеряла силы вместе с Бихиги и тынзяном.
Тара передернула плечами, будто вопрос силы ее больше не волновал.
– Когда обрывается связь, это больно. И в сотни раз больнее, когда ты осознаешь, что не сможешь переродиться, что никогда не встанешь во главе ее воинства.
– А она тебе обещала?
– С самого первого дня. – Тара кивнула. – Я знала о своем предназначении. Я готовила себя и Бихиги. Мы должны были войти в ее мир вслед за остальными, замкнуть круг, освободить Снежную Мать из ее давнего плена.
– Кто ее пленил? – Вероника не сводила взгляда с Веселова и, кажется, что-то просчитывала в уме. Волков тоже просчитывал. Эти беседы… Эти воспоминания были как пир во время чумы. Мир рушился прямо у них на глазах, вспучивался пузырями черной воды, трещал по швам, кровоточил черной полярной водой. А они… беседовали! От решительных действий его удерживало лишь понимание, что на самом деле это не совсем беседа, это переговоры с обменом военнопленными. И пока на шее Веселова болтается этот чертов тынзян, никто из них никуда не уйдет. Но Веронике стоит поторопиться, потому что очень скоро переговоры могут и не понадобиться.
– Шаманы. – На лице Тары появилась мучительная гримаса. – Давно, тысячи лет назад. Пленили и ее, и ее верных воинов, заковали в ледовые оковы. Они объединились. Сил девяти шаманов хватило, чтобы растопить лед… Я видела, как это было, она мне показала. Показала, как они проваливались сначала по щиколотку, потом по колено, потом по пояс, потом уходили под воду с головой. Уходили глубоко вниз и там замерзали в вечной мерзлоте.
Волков представил, и волосы на загривке встали дыбом от той мощи, которой некогда обладали что силы зла, что силы добра. Куда там ядерному оружию.
– Эта мука длилась тысячелетиями и продлилась бы вечность, если бы не люди. Обычные, но такие самоуверенные человечки, из-за глупости и амбиций которых начал меняться климат. – Тара улыбалась, в ее некогда черных глазах плясали белые мертвые огни. – Сначала лед таял очень медленно, миллиметр за миллиметром, а потом все ускорилось настолько, что Снежную Мать начали чувствовать животные.
– Олений мор… – сказал Эрхан, крепко сжимая в руках свой карабин.
– И не только олений. – Тара покачала головой. – Она спит, но ей все равно нужны силы, нужны чужие жизни, чтобы возродиться, вернуть себе то, что у нее отняли. Необходимая жертва. Эрхан, ты должен это понимать, как никто другой. Твои предки знали, что такое необходимая жертва.
Карабин в руках Эрхана дрогнул, Волков напрягся. Нельзя стрелять. Не сейчас, когда призрачный тынзян все еще на шее Веселова.
Эрхана остановил Степан, положил ладонь ему на плечо, сказал что-то тихо, и тот опустил карабин. Хорошо, одной проблемой меньше. Но время на исходе. Если Вероника не поспешит, придется принимать управление на себя. Вероника словно прочла его мысли, кивнула, не сводя взгляда с Тары и ее мертвого медведя, а потом заговорила. Голос ее звучал мягко, но решительно. Так родитель разговаривает с балованным, неразумным ребенком.
– Уже ничего не исправить, Тара. Время на исходе, я знаю. Никто из нас добровольно не станет ее воином. Ты не сумеешь замкнуть круг. Я тебе не позволю.
Вероника говорила, а Волков верил, что ведь и в самом деле не позволит. Они равны по силам. И пусть природа у их силы была разной, но все же… И остальных нельзя сбрасывать со счетов. Ребятки еще ничего не умеют, но если испугаются как следует или разозлятся… А еще есть они с Черновым и их… зверюшки. Интересно, как Тара планировала сделать единое целое из живого человека и мертвого пса? Наверное, и на этот счет у нее имелись инструкции от ее безумной снежной мамки. А Бихиги, блудный бесхозный мишка? Вдруг еще не поздно вернуть его законной хозяйке?
– Я предлагаю тебе обмен, Тара. Ты снимаешь свой тынзян с Веселова, а я отдаю тебе твоего Бихиги.
– И мы расходимся! – Гальяно в нетерпении притопнул ногой, разбрызгивая во все стороны ледяную воду. А вот этому вообще еще не подобрали зверя, ни живого, ни мертвого! И Степану тоже.
– Жизнь твоего мужчины в моих руках. – Тара потянула за тынзян, и Веселов захрипел.
– Как и не-жизнь твоего медведя… – Вероника сжала рукоять ритуального ножа. – Тебе ведь больно, Тара! Я вижу твою боль и твое отчаяние. Сделай хоть что-нибудь хорошее, помоги выжить, а не умереть!
Крик Вероники потонул в многоголосом гуле! Снежить включила призрачную глушилку. Снежити хотелось крови и не хотелось перемирия.
И вода прибывала с каждой минутой. Волнение Волкова разделял огнеглазый зверь. Он порыкивал, нервно бил хвостом, вышибая веер брызг, тянул Чернова к краю арены, подальше от этого безобразия. Чернов пока упирался, и зверь пока ждал. Надолго ли хватит его терпения? И что он сделает, когда поймет, что его любимому хозяину угрожает опасность? На кого он нападет? И что будет, если Тара погибнет, так и не совершив обмен?
– Уходите прочь! – прокричала Тара, раскидывая в стороны руки, словно собиралась их всех обнять.
– Отпусти его! – Вероника тоже кричала, и ветер, налетевший невесть откуда, трепал ее черные волосы. – Тара, я прошу тебя, сделай хоть что-нибудь ради живых, а не ради мертвых!
Они стояли друг напротив друга – две сильные, разъяренные, отчаявшиеся, а вокруг них метался, ревел тысячей голосов, заворачиваясь в белый кокон, снег. Через мгновение обе они исчезли в этом коконе. Через мгновение, но, кажется, на целую вечность.
А потом наступила тишина, такая неожиданная после этой какофонии звуков, что стало больно ушам. Снежный полог упал, как театральный занавес, и те, кого он скрывал, упали тоже.
…Они бросились к Веронике все разом, даже звери.
– Пустите! – сипел Чернов. Раны не позволяли ему рычать, а врачебный и дружеский долг не позволял оставаться в стороне. Он сипел и на буксире тащил за собой упирающуюся, раздраженно порыкивающую огнеглазую зверюшку. – Сущь, и ты пусти! Все со мной в порядке, успокойся уже!
Эрхан, перекинув карабин через плечо, шарил в кармане куртки, наверное, искал фляжку со своим тайным зельем. Гальяно с Тучниковым стояли перед Вероникой на коленях. Тучников бережно придерживал ее голову. Детишки, взявшись за руки, замерли чуть в стороне. Вид у них был такой, что сразу стало ясно – эти тоже пытаются помочь, но только на каком-то ином, неведомом простым обывателям уровне. Их звери тоже замерли, припали к земле, словно прислушиваясь.
И через весь этот дружеский заслон, распихивая людей и зверей, отталкивая ошалевшую от такого обращения красноглазую зверюшку, прорывался Веселов.
Прорвался, упал на колени рядом с Вероникой и застыл, не понимая, что нужно делать и можно ли сделать хоть что-нибудь.
Получалось, что только Волков остался в стороне. Когда столько помощников и спасителей, только и остается, что охранять и наблюдать.
