Я запрокинула голову и наткнулась на его взгляд.
Он смотрит на меня, а я на него. Гроу по-прежнему бледный, но я как- то некстати ловлю себя на мысли, что эта бледность ему идет. Ему вообще все идет, если уж так подумать, но это я лучше оставлю при себе. Приберегу на потом, когда буду готова сказать, и...
- Это значит, что ты моя, Танни Ладэ? Вот уж он точно никогда не тормозит.
- Не торопи события, Джерман Гроу, - отвечаю я. - Это значит, что я лежу у тебя в постели, и мы обнимаемся.
- Ладно, - говорит он, - меня устраивает.
И прижимает к себе, щетина скользит по щеке и виску, это совершенно точно запрещенный прием. Гораздо более запрещенный, чем сцепленные на моей талии пальцы, которые я чувствую даже через достаточно плотную ткань больничной рубашки. Кстати...
Я приподнимаю покрывало и заглядываю туда.
- М-м-м-м... - говорю. - Тебе идет рубашка в горошек.
- По-моему, фервернцам надо всерьез озаботиться проблемой обеспечения медицинских учреждений нормальной одеждой, - хмыкает Гроу.
- А у меня в полосочку, - заявляю я. - Они, наверное, так женщин и мужчин различают.
- Тебе не кажется, что в это различие закралась ошибка? Полосочка больше подойдет для мужчин.
- Я что-то не поняла, - отпускаю одеяло и смотрю на него, - это что за ущемление по половому признаку?
- Ты первая начала, - сообщает Гроу.
Причем говорит это настолько серьезно, что я напрочь забываю, о чем вообще хотела с ним разговаривать. У меня мысли крутятся только вокруг полосочек и горошка.
- Кстати, с ним все в порядке, - говорю я. - Спасибо, что спросил.
- Я знаю, - говорит Гроу, - это было первое, о чем я спросил, когда продрал глаза после эпично-плавательных выступлений.
- И что ты спросил? - интересуюсь я.
- Как они?
Такой простой вопрос почему-то отзывается теплом во всех уголках сердца. Ну, или просто во мне.
- Тебя сразу поняли? - спрашиваю я, глядя ему в глаза.
- Я уточнил.
- А у меня была... - я хочу сказать «угроза выкидыша», но понимаю, что это совершенно точно лишнее, поэтому добавляю: - Леона.
- Была? - интересуется он. - Или жила?
Вот теперь я смеюсь, а он продолжает тереться об меня своей щетиной, когда устраивается поудобнее, и кажется, я понимаю, что это действительно запрещенный прием.
- Значит, ты в курсе, что устроил мой кузен. - Гроу сдвигает брови.
- В курсе, - сообщаю я. - Он был слегка не в себе.
- Слегка, - повторяет Гроу, нахмурившись. - Знаешь, я тут подумал, что не хочу о нем говорить.
- А о чем хочешь?
- О ком, - его ладонь ползет ниже и ложится мне на живот. - О тебе.
- А что обо мне говорить? - интересуюсь я.
- Ты даже не представляешь, какая ты была красивая.
- Была?!
- Когда была драконицей, - сообщает он с таким видом, как будто так и надо.
- То есть сейчас я некрасивая? - говорю я и тут до меня доходит. - Стой! Ты видел мою драконицу?
- О да. - Он смотрит в сторону вазы с цветами, стоящими на столике у окна. - Кто придумал эту идиотскую традицию таскать в больницу цветы?
- Мне нравится, - я пожимаю плечами.
Вторая ваза стоит на тумбочке с моей стороны, я бы даже сказала, не ваза, а ведро.
- Ладно, вернемся к моей драконице, - я чуть крепче прижимаюсь к нему, - какая она была?
- Истинная.
- То есть... как Леона?
- Леона до тебя не дотягивает. Ты была покрупнее и такая отчаянная...
- Жаль, ты это не снял на видео.
- Я хотел, но у меня ребра разваливались.
- Ой! - пискнула я и попыталась отодвинуться. Гроу только сильнее сжал руки:
- Куда?!
- Ребра, - сказала я. - Тебе совсем не больно?
- Слава современной медицине, нет, - хмыкнул он. - Хотя подозреваю, что я просто под обезболивающими.
На всякий случай я осторожно сдвинулась на постели, и в целом, так тоже было удобно: голова покоилась на его плече, с такого ракурса щетина на его подбородке была видна, но меня не касалась. Зато я не удержалась, потянулась к ней пальцами и провела осторожно, едва скользя подушечками.
- Не делай так, - сказал Гроу.
- Почему это?
- Потому что здесь камеры, а я безумно давно тебя не касался. По- настоящему.
- Зато касался Сибриллы, - фыркнула я. Плечо Гроу под моей щекой напряглось.
- Сколько раз мне нужно тебе повторить, что между нами ничего не было?
Я хотела сказать, что повторять мне не нужно, но он неожиданно отвернулся к окну. Обиделся что ли?
- Эй, - сказала я. - Гроу, я пошутила. Он не ответил.
- Гроу! - я повысила голос. - Ну что ты как ребенок, в самом деле?
- Я давно не ребенок, Танни, - говорит он. - И я безумно долго считал, что тебя в моей жизни больше не будет. Около месяца, или вроде того. Мне казалось, что это правильно, но это был самый паршивый месяц в моей жизни. Я пытался прокручивать дни у себя в голове, и вроде как себе обещал, что завтра мне станет проще. Проще не становилось. У меня было две жизни, одна - с тобой. И все остальное - без.
Я открыла рот, но поняла, что у меня в голове опять одни полоски с горошками.
Особенно когда Гроу повернулся ко мне и посмотрел в глаза. Так глубоко, что перехватило дыхание.
- Знаешь, как начинался мой день? Я просыпался и старался не думать о том, что рядом со мной нет тебя. Что запах твоих волос - это игра воображения. Я шел в душ и говорил себе, что все так и должно быть, что теперь у тебя будет новая жизнь, и может статься, когда-нибудь я даже смогу это принять. Иногда, правда, я просыпался после снов о тебе, и было достаточно сложно объяснить своему...
- Гроу, заткнись, - попросила я. - Просто заткнись.
- Ну ты же хотела поговорить о Сибрилле, - заметил он. - А я хочу, чтобы у тебя больше никогда не возникало такого желания. Ни о ней, ни о других, которые были до тебя. Их было много, Танни, и ты прекрасно это знаешь. У меня был свой сценарий отношений, по которому кому-то на роман отводилось чуть больше времени, кому-то чуть меньше. Но знаешь, что самое смешное? С тобой я вообще не собирался крутить роман.
Я моргаю и выразительно смотрю на него: нет, ну правда, что тут вообще скажешь?
- В клубах всегда одно и то же: алкоголь, визги девиц и взгляды, которыми провожают вплоть до самых дверей. До того, как мне прилетело в голову раскрыть свое лицо, было спокойнее. Было гораздо спокойнее, никто не просил расписаться на пятом размере, выкладывая этот самый размер на стол по поводу и без, никто не рвался на кастинги при помощи пятых и остальных, никто не задалбывал виарьими взглядами, от которых уже просто блевать хотелось.
