Если цена всего этого - таэрран, я не против.
Последнее, правда, я вслух не сказала, потому что при упоминании таэрран у Леоны глаза наливались пламенем. Для нее это кошмар и жуть, для меня - просто закономерный исход, не уничтожающий мою жизнь (как она полагает), а возвращающий то, что я потеряла в пустоши под Айориджем.
Право быть человеком.
- Могу я кое о чем тебя попросить? - интересуюсь я, глядя на сестру, которая поднялась.
- Да, разумеется.
- Не пускай ко мне Джермана.
От того, что я называю его по имени, на миг становится больно, но мне надо привыкать к этой боли. Мне точно надо к ней привыкать, потому что все время, что меня заново исследовали врачи (теперь уже чтобы представить результаты осмотров на слушании), и все то время, что со стороны Ферверна задувало ветерком политического охлаждения, я думала о том, что нам придется расстаться. У него впереди карьера, в которую я не вписываюсь, и чем быстрее это уложится в моей голове, тем лучше.
- Ты думаешь, я смогу его остановить? - Леона усмехается.
- Скажи ему, что это моя просьба. Моя. Хорошо? Леона вздыхает и качает головой, после чего выходит.
Я снова остаюсь в спальне одна: это двухкомнатный номер «до завтра» (на время ожидания слушания, из-за разницы в часовых поясах мы приняли решение переночевать в Ферверне), вот только я в нем больше не с Гроу. Он пытался вытрясти из меня согласие, но я отказалась: мне очень хорошо известно, что быть рядом с ним и не с ним я уже не могу. Это даже не зависимость, это глубокая вытягивающая все силы близость, когда даже на расстоянии вытянутой руки я мысленно его обнимаю, потому что иначе просто не дышится.
Он живет в номере рядом со мной, хотя в Ферверне у него своя квартира.
Мне хватает даже мысли об этом, чтобы начать биться о прутья клетки, в которую я сама себя посадила, но так будет лучше. Он ничего не сказал про мой танец, поэтому мой ответ для него остался прежним, и вау - я действительно была права, когда ничего не сказала до. Потому что набла с два я бы теперь выгнала его из номера, а так у меня за стеной команда медиков-иртханов, готовые по первому писку выкачать из меня пламя, закачать в меня пламя, спасти, добить - в общем, все чудесно, все к моим услугам.
- Танни. - Гроу останавливается в дверях, смотрит на меня сверху
вниз.
В его глазах я читаю такую же боль, какая сейчас дерет мое сердце на мелкие клочки, но это мне показывать нельзя.
- Ты правда хочешь, чтобы я ушел?
- Истинная, - говорю я и утыкаюсь в планшет.
Здесь на дисплее нет трещины, и он полностью мой. На нем куча сообщений от съемочной группы, которая желает мне удачи и пишут, что ждут скорого возвращения (впрочем, есть и сообщения от поклонниц пары Сибрилла-Гроу, которые говорят, что меня надо поджарить на медленном огне). Временами у меня чешутся руки ответить, что я сама могу кого угодно поджарить, но в свете сложившейся ситуации это идиотское решение, поэтому я просто удаляю всю эту муть.
Коллегам посылаю бодрые смайлики и пишу, что очень хочу с ними увидеться. Все это время Гроу стоит и ждет, и я это чувствую. Чувствую его напряженный взгляд и желание шагнуть ко мне так же остро, как собственное - я ведь точно так же хочу вскочить, хочу его обнять, и никогда больше не размыкать рук.
Но это совершенно точно лишнее, поэтому я зеваю и делаю вид, что мне крайне скучно.
Только когда он выходит, я утыкаюсь лбом в планшет.
Минуту (а может быть две) сижу так, пытаясь унять дикое рвущее меня на части чувство, и только когда понимаю, что снова могу дышать без слез, поднимаю голову. А потом возвращаюсь к архивам Ильеррской.
Ильерра
- Как себя чувствует самая красивая в мире невеста? - поинтересовался брат.
Невеста себя не чувствовала. Я смотрела на себя в зеркало и не могла поверить, что это я. Обрамляя лицо, мне заплели две свободные косы, украшенные крохотными бусинами. Эти косы смешивались с распущенными волосами, льющимися за спиной. Диадема из белых цветов, жемчужного цвета платье, расшитое искрами драгоценных камней. На руках тонкое кружево, обхватывающее их от запястья до локтя. Даже таэрран получилось прикрыть (кружево его не запечатывало, скорее окутывало легким воздушным облаком). Если не приглядываться, создавалось такое чувство, что эксцентричная швея решила вплести в белый наряд пламенные штрихи, чтобы подчеркнуть мой статус.
- А как же Лирхэн? - поддела я брата.
- Лирхэн уже не невеста, а жена, - выкрутился Сарр. - Бертхард с ума сойдет.
- Он мне нужен в здравом уме, - заметила я.
- А в нездравом уже не нужен?
Я засмеялась, чтобы не заплакать.
В детстве я мало смыслила в чувствах, но на нескольких свадьбах с матерью и отцом мне побывать довелось. Клятвы, которые будущие супруги приносили друг другу, они сочиняли сами. В остальном это был ритуал, во время которого жрец произносил заученные слова, в частности о том, что муж и жена не оставят друг друга во время суровых испытаний и тяжелых недугов. В детстве это казалось мне смешным, потому что я не представляла, зачем говорить само собой разумеющееся - разве можно отречься от близкого, когда ему тяжело? Потом я выросла, и мне стало не до брачных клятв.
Слова брата спровоцировали смех, потому что мы с Даармархским именно это и сделали - отреклись друг от друга. Даже сейчас ему удалось прокрасться в мои мысли, но Сарру я об этом говорить не собиралась. Я не собиралась думать о нем сегодня, я вообще не собиралась о нем думать, но...
Но.
- Нам пора, - прервала саму себя.
- Похоже, что так, - Сарр улыбнулся, а потом вдруг шагнул и крепко- крепко прижал меня к себе. - Поверить не могу, Теа. Просто не верится, наконец-то я вижу твою улыбку.
Улыбка была, невестам положено улыбаться. Сегодня ночью я почти заставила себя поверить в то, что так будет правильно, что мы с Бертхардом будем счастливы, и, наверное, мне удалось бы пронести эту уверенность с собой в новую жизнь, если бы я не заснула. Под утро мне приснился сон, в котором мы с Витхаром стояли на балконе Аринты, и наши руки оплетали брачные ленты. Он наклонялся, чтобы меня поцеловать, и я задыхалась от горящего в груди чувства, от всей силы невысказанных когда-то слов.
Проснулась я от того, что на щеках горели дорожки слез и больше уже заснуть не могла. Да и некогда было: спустя полчаса ко мне в комнату уже постучали служанки, готовые помогать мне наряжаться.
Улыбки не стало, но Сарр воспринял это по-своему.
- Волнуешься? - спросил он, когда мы шли к двери. - Лирхэн тоже волновалась. Она мне потом рассказывала, что всю ночь не спала, и даже подумывала сбежать.
- Сбежать? - я уцепилась за эту мысль, чтобы отвлечься от своих.
