- Я не знал, вернешься ли ты вообще. Мне оставалось лишь верить, что свобода, которой ты так хотела, не окажется в твоем сердце сильнее меня. - Накидка скользнула между нами и упала к моим ногам.
Я никогда не чувствовала ничего подобного.
Страсть - обжигающую, сводящую с ума - да. Исступленную нежность на грани - тоже. Но такого яростного, звериного, истинного отчаяния, втекающего в меня всего лишь через прикосновение сильных ладоней и низкий голос - нет. Ни разу.
Ни разу я не чувствовала себя так... словно его боль рождалась во мне, снова и снова.
- Я не мог тебя отпустить... но и держать при себе пленницей тоже больше не мог. Я хотел, чтобы ты вернулась ко мне сама, - вслед за дыханием кожу обожгла кожа. Такая же раскаленная, как чешуя дракона. Царапнувшая скулу щетина заставила содрогнуться, как от самого жесткого и откровенного прикосновения.
- А если бы я не вернулась? - глухо спросила я. - Если бы я никогда не вернулась, Витхар?
Ладони на моих плечах сжались сильнее, а потом расслабились. Он развернул меня лицом к себе, и темный, как глубина ночи, взгляд ударил всей мощью пламени.
- Это стало бы моим вторым поражением. И последним.
- У тебя не было поражений, Витхар, - сказала я.
- Всего одно. До этого дня, - он смотрел мне в глаза, по-прежнему сжимая мои плечи. - Та ночь, когда я не сумел спасти нашего сына.
Я не нашла в себе сил ответить, потому что не знала, что. Вместо меня продолжал он:
- Ты потеряла сознание, Теарин. Я видел, как он несет тебя на руках. Я видел, как умирал наш ребенок, хотя я был рядом и пытался вернуть ему огонь, но у меня не хватило сил. Это был первый и единственный раз, когда у меня не хватило сил, и именно в ту ночь его сердце перестало биться.
Я по-прежнему молчала. Во мне не хватало слов, а может быть, их просто не было.
Теперь замолчал и он, и это молчание разбивалось лишь шелестом волн, омывающих наши ноги. Наверное, так же мы могли молчать много лет назад, когда я пришла в себя. В память о нашем сыне. Так мы должны были молчать в то утро, тот день, или тот вечер... я не помнила. Я вообще смутно помнила первые дни после своей потери, вот только сейчас сказала:
- Это был день, Витхар.
- Что?
- Когда я потеряла его... это был день.
- Для меня это по-прежнему ночь. Самая темная ночь в моей жизни.
Я снова не смогла найти в себе силы ответить. Мне казалось, стоит мне задать один короткий вопрос, и вслед за ним обрушится шквал упреков. Или слезы - да, больше всего я боялась слез, этого проявления слабости, которое не хотела показывать никому. Поэтому я молчала, про себя отмеряя секунды.
Мгновение за мгновением.
Думая о том, что могло бы быть, и чего уже никогда не будет.
Это всегда помогало: думать о том, чего уже никогда не будет. Оно словно проводило границу между реальностью и моими желаниями, в которых все происходит совсем иначе.
- Скажи что-нибудь, Теарин, - попросил он.
- Сказать - что? Витхар не ответил.
Тишина, разделяющая нас, с каждой минутой все сильнее врезалась в сознание. Потом он, наконец, произнес.
- Я верил в то, что ты вернешься ко мне, - это прозвучало горько, - и ты вернулась. Совершенно иной.
- Скажешь, ты остался прежним? - я повела плечами, сбрасывая его руки.
Потом снова повернулась к океану, стянула туфельки, которые окончательно промокли, и села на песок.
- Нет, - подтвердил он, садясь рядом, - не остался. Когда-то я верил, что все в мире подчиняется законам силы и старшинства. Что я смогу уберечь свою страну, себя и любую, кто будет рядом со мной.
Мне вспомнилось, как в детстве мы с отцом, мамой и Сарром выбирались, чтобы отдохнуть у реки. В Ильерре не так много песка, но есть один островок, где берег полностью песчаный, и вот там отец впервые научил нас строить красивые замки. Сарр был совсем крошечным, поэтому основная его задача заключалась в том, чтобы натаскать нам воды для глубокого рва. Он зачерпывал воду с помощью соусницы, которую мы брали на обед, и случайно выронил ее на самую высокую из башен. Башня развалилась на глазах, вода залила другие, и они «поплыли», а соусница вонзилась в центр красивого двора, который я разрисовывала острой палочкой минут пятнадцать.
- Ты все испортил! - крикнула я. - Смотри, что ты наделал!
В глазах брата отразился самый настоящий ужас и заблестели слезы, но отец вскинул руку.
- Это всего лишь башня, - сказал он. - Всего лишь замок, который мы вместе сможем отстроить заново. Вместе, Теарин.
Он строго посмотрел на меня.
- Потому что мы семья, и потому что только вместе мы можем исправить то, что разрушено.
Наши с Витхаром руки лежали на песке. Мы не касались друг друга пальцами, но между ними почти не было расстояния. Это «почти» разделяло нас сильнее, чем дорога от Аринты до Ильерры и семь лет.
- Расскажи мне о своих родителях, - попросила я.
- Кажется, я уже говорил, что мать была северянкой?
- Ты говорил, что она стала иртханессой ради отца. Говорил, что твой дед считал этот поступок блажью, и что общество так до конца и не приняло перворожденную, которая когда-то была наложницей.
- Не думал, что ты это помнишь.
- На память я никогда не жаловалась.
- Что ж... - Витхар помолчал. - Я помню маму, когда она общалась с людьми. Люди любили ее, ее называли Северным солнцем. Она никогда не делала разницы между знатью и простыми людьми, возможно, именно это ей и не сумели простить.
- А отец?
- Отец был от нее без ума. Когда он смотрел на нее, мне становилось жарко. У матери был ледяной огонь, но никогда в жизни я не чувствовал пламени, опаляющего сильнее, чем когда она брала его за руки.
Впервые за последние несколько минут я повернулась к нему и увидела, что он улыбается. Небо, я никогда раньше не видела, чтобы он так улыбался - беззащитно и просто.
- У них было не так много времени. - Он повернулся ко мне, и улыбка треснула, как отсыревшая фреска. Предыдущее ощущение рассыпалось, сменяясь привычным мне образом правителя Даармарха. Того, каким я видела и знала его всегда. - Но оно у них было. В отличие от нас с тобой.
Я кивнула.
- Прости меня за это, Теарин, - произнес он. - И прости за то, что принес тебя сюда. В моих мыслях мы были здесь бесчисленное множество раз, и всякий раз наш разговор заканчивался по-разному.
- По-разному - это как? - спросила я.
- Ты снова бросала мне в лицо обвинения. Ты разворачивалась и уходила, не желая со мной разговаривать. Ты оставалась, и...
