Письмо посла Франции в Германии Р. Кулондра министру иностранных дел Франции Ж. Боннэ, 15 декабря 1938 года
Изданное 27 августа 1939 г. «Распоряжение о временном нормировании сельскохозяйственных продуктов» вводило карточную систему распределения 14 видов товаров, 10 из которых составляли продукты питания. Эта мера привела к сокращению потребления жиров на душу населения, по сути, с началом войны в Германию вернулись «брюквенные годы» Первой мировой: в конце 1939 года Геббельс издал указание, чтобы карточки, дающие право приобретения нового пальто, выдавались только в обмен на безвозмездно предоставленную поношенную верхнюю одежду. Среди населения главной службы народного здравоохранения Мюнхена велась разъяснительная работа: если мать сетует по поводу того, что ее ребенок съедает 100 г. мяса, рассчитанные на неделю, за один день, то «не знаешь, чему нужно больше удивляться, – примитивности мышления или очевидной неспособности распределить мясо соответствующим образом».
Ситуация Первой мировой повторялась с точностью до деталей: вспомните судьбу начальника военного ведомства Кригсамт генерала Тренера, пытавшегося на фоне брюквенной диеты населения убедить канцлера ограничить прибыль военно-промышленного комплекса, потому «что война не случай для наживы… что от каждого требует жертвы», а не только от населения. После подобного требования он не продержался на своем посту и нескольких месяцев. В новой ситуации рейхсминистр вооружений и военной промышленности Альберт Шпеер пытался требовать отдать всю оборонную промышленность под свой контроль. Гитлер произнес по этому поводу речь, обещая всем все вернуть после победы и одновременно пугая конфискацией собственности, союзниками и Сибирью в случае поражения, что должно было возыметь действие [8], однако идея «мобилизационного социализма» не нашла одобрения у крупного капитала, представленного картелями. Превалирующие компании с иностранным участием были в первую очередь заинтересованы в возврате инвестиций вложенных в немецкую военную промышленность, а значит в еще большем усилении эксплуатации.
К усилению эксплуатации и падению реального заработка добавились еще постоянные удержания с заработной платы с целью освобождения средств, необходимых для перевооружения, указания о чем были даны рейхсминистру финансов уже в 1933 году. Согласно официальной статистике, общая сумма сборов стартовала с 351 127 000 рейхсмарок в 1936 году и достигла в зиму 1942/43 г. рекордного результата 1,6 млрд. рейхсмарок. За этими впечатляющими цифрами стоял принудительный характер взносов, взимаемых под угрозой суровых санкций. Рабочий, который не имел возможности сделать соответствующий взнос или взнос которого признавался недостаточным, рисковал потерять работу.
«В первый год войны, когда размеры народного дохода еще не успели существенно измениться, военные расходы Германии не превышали 38 млрд. марок… в конце войны они повысились приблизительно до 670 млрд. марок. Эти расходы покрывались на 33 % – из внутренних источников… Метод «бесшумного» кредитования, превращавшего ничего не подозревающего вкладчика на 90 % в государственного кредитора, привел к все увеличивающемуся перевесу краткосрочных долгов, к быстрому росту инфляции и к полному разрушению всех основ этой системы финансирования» [31].
Министр финансов Шверин фон Крозигк, «Как финансировалась Вторая мировая война»
Действительно, денежная масса даже в невоенный период выросла вдвое с 5,7 млрд. в 1933 г. до 10,4 млрд. рейхсмарок в 1938 г. [37]. К 1939 году эта сумма увеличилась до 14,5 млрд., к концу 1940 г. – 16,8 млрд., 1941 г. – 22,3 млрд. марок [38], то есть к началу войны увеличилась в четверо. Превалирующая доля сборов приходилась на организацию «Зимняя помощь», аббревиатура которой получила у населения саркастическую расшифровку «Мы продолжаем голодать». Примечательным также является факт, что в 1936 году М. Борман письменно запросил Геббельса отказаться от финансового контроля за расходованием средств, собранных на благотворительные нужды, и действительно контроль за расходованием средств «Зимней помощи» был ограничен. Помимо превалирующих денежных сборов сдавали одежду и горючее, а каждое второе воскресенье месяца семьи всех «истинных фольксгеноссен», независимо от их достатка, должны были ограничивать свое дневное питание одним дешевым блюдом. Если блоквальтер, регулярно обходивший подконтрольные ему квартиры, находил на плите в указанные дни более одного горшка, виновные подвергались общественному осуждению. В соответствии с указом Геббельса от 30 октября 1941 года «воскресенья одного блюда» получили название «жертвенных» и неуклонно соблюдались в ресторанах, кафе, гостиницах, вагонах-ресторанах Германской железной дороги и на немецких кораблях.
«Таким образом, тоталитарный характер нацистской системы социального обеспечения и благотворительности проявился в том, что, в значительной степени, она функционировала на средства самих граждан, большая часть которых изымалась у них в принудительном порядке в виде различных взносов. Последние фактически представляли собой форму дополнительного налогообложения, позволяя снять финансовое бремя с плеч государства».
Е. Л. Паламарчук, «Социальная политика Третьего рейха»
Из-за невозможности открытого сопротивления население Германии перешло к тихому саботажу: по сообщениям фрайбургского отделения Трудового фронта, в октябре 1941 г. на подавляющем большинстве предприятий ежедневно прогуливали работу по неуважительным причинам 30 % рабочих. Другая статистика говорит о том, что ежедневные прогулы в 1942 году составили 20 %. Особенно частым явлениям прогулы были среди женщин, которые стояли перед необходимостью сочетать ведение домашнего хозяйства, работу на предприятии и очереди, сопровождавшие распределение продуктов питания. Хотя в подавляющем большинстве случаев говорить о политической подоплеке протеста со стороны женщин не приходилось, прогульщицы приравнивались к асоциальным элементам и направлялись в концентрационные или трудовые воспитательные лагеря [1]. Вот и утверждайте после этого, что жесткость законов компенсируется необязательностью их исполнения только в нашей стране. По сути, фашистский режим был оккупационным для самих немцев, первыми узнавшим что такое «новый социальный порядок».
В отчете жандармского управления из области Гармиш, датированном августом 1941 г., сообщалось о низком состоянии морали представителей средних слоев, отсутствии у них веры в скорое окончание войны и недоверии к правительственным обещаниям обеспечить улучшение экономического положения в послевоенный период [18][22].
«Внутреннее положение, даже в самой «партии», кажется, впрочем, довольно напряженным. Хорошо информированные лица считают, что вновь появляются признаки, предвещающие внутренние конвульсии Третьего рейха: волнение населения, общее чувство тревоги и неуверенности, взрывы возмущения и неожиданно откровенной критики режима, наблюдающиеся в среде служащих, офицеров и членов «партии», в частности после еврейских погромов, – одним словом, атмосфера предгрозовая» [39].
Письмо посла Франции в Германии Р. Кулондра министру иностранных дел Франции Ж. Боннэ, 15 декабря 1938 года
Стремительное падение престижа NSDAP обозначилось в конце 30-х и выразилось в отказе некоторых категорий граждан: чиновников и учителей от членства в партии, а в конце 1943-го льготы членов NSDAP выглядели настолько вызывающими, что многие из них перестали носить отличительный значок и отказывались от официального приветствия «Хайль Гитлер!». Весной этого года Мюллер разоткровенничался с Шелленбергом: «Национал-социализм не более чем куча отбросов на фоне безотрадной духовной пустыни. В противоположность этому в России развивается единая и совершенно не поддающаяся на компромиссы духовная и биологическая сила. Цель коммунистов, заключающаяся в осуществлении всеобщей духовной и материальной мировой революции, представляет собой своеобразный положительный заряд, противопоставленный западному отрицанию» [32].
