В победившей фашизм Чехословакии немцев согнали в лагеря, состояние которых описывал Daily Mail: «Среди них (немецких гражданских заключенных) бушует эпидемия тифа и они говорят, что смертность достигла 100 человек в день» [50]. Бывший организатор Лиги Наций, президент Эдвард Бенеш, с 1940 года сидевший в Лондоне [89], подписал декреты об изгнании почти трех миллионов немцев, которые в пешем порядке двинулись к немецкой границе. Наибольшую известность получил Брюннский марш смерти (нем. Briinner Todesmarsch), 27 тысяч немцев, изгнанных из моравского города Брюнн. В ночь с 30 на 31 мая 1945 года на дистанции 55 километров погибло отчетырех до восьми тысяч человек. Оставшиеся были обязаны носить повязку со свастикой или буквой «N», им при этом запрещалось пользоваться немецким языком, общественным транспортом, радио или телефоном, ходить по тротуарам, посещать магазины кроме установленного времени.
После войны повязки со свастикой должны были носить этнические немцы и в Польше. 13 сентября 1946 года Болеслав Берут подписал декрет об «отделении лиц немецкой национальности от польского народа», немецкое население не стали изгонять, состоявшее из преимущественно оставшихся стариков и женщин согнали в концентрационные лагеря для использования на принудительных работах, предварительно отправив детей в приюты или польские семьи. В первую же зиму смертность составила 50 % [52]. Также на принудительных работах были использованы 400 тысяч пленных немцев, большинство из которых работали в сельском хозяйстве [53]. Таким образом, окончание войны не положила конец депортациям, концентрационным лагерям или использованию рабского труда, хотя, казалось бы, исчез их источник – Третий рейх.
Вышеописанные события разворачивались на фоне массовой демонстрации с требованием независимости в Алжире 8 мая 1945 года. В алжирских беспорядках погибло около ста европейцев, на что французская армия ответила ударами танков и авиации с последующими репрессиями, описанными американским журналистом: «Началось, так сказать, открытие охоты на людей. Колонны действовали в группах по 20 или 30 человек. Прежде чем быть расстрелянными, жертвы должны были рыть себе могилы… Трупы, облитые бензином, сжигались прямо на площади или в печах для обжига извести. Иногда группы заключенных связывали цепями или веревкой и давили гусеницами танков». В ходе подавления восстания было убито от 6 до 45 тысяч алжирцев, а еще 3 миллиона оказались в концентрационных лагерях, хотя последнюю цифру «цивилизованные» историки называют спорной.
В свою очередь уже алжирские события, окончившиеся лишь референдумом в 1962 году [87][88], происходили на фоне восстания мау-мау в Кении, описанном историком Каролин Элкинс. В 1952 году в ответ на требования ранее легального Кенийского африканского союза, возвращения земель и гражданское равенство с колонизаторами, англичане вырезали 20 000 (по данным К. Элкинс 300 тыс.) представителей народности кикуйю, реальное количество жертв правительство Великобртании до сих пор держит в секрете, начав раскрывать первые документы лишь в 2011 году. Еще до 200 тысяч (по данным К. Элкинс 1 500 тыс.) как «пособников террористов» переместили в концентрационные лагеря, расположенные от Индийского океана до озера Виктория, «В концлагере Беньямина заключенные работали 12 часов в день почти без перерыва… С голоду люди ели траву. Не было ни воды для мытья, ни крыши над головой. Заключенные спали вповалку под открытым небом», – описывает израильский историк Шмуэль Дотан [55][56][79]. Расправу, санкционировал последний раз ставшим премьером Черчилль, ему видимо, ее порекомендовал описываемый ранее институт Political & Economic Planning, занимавшийся послевоенными колониями в Африке. Противостояние продолжилось до 1956 года [69]. В рамках операции по усмирению племен британцами объявлялись «зоны безопасности» в границах которых все объявлялись повстанцами и расстреливались на месте [80], и по уже заведенной традиции предпринимались меры по лишению противника источников продовольствия [79].
Первым президентом Кении стал узник лагеря Хола Джомо Кениата [69]. По воспоминаниям приемной бабушки Барака Обамы, его дед Оньянго, выходец из племени луо, в описываемое время служил поваром у британского офицера и был арестован в 1949 году по подозрению в сочувствии «братьям»-кикуйю, два года провел в секретной тюрьме около Найроби, откуда вышел изувеченным стариком, пообещав что «больше никогда не присоединится к группировке, восстающей против белого человека» [68]. Неизвестно, что пришлось пережить деду Обамы, но в книге о тех событиях описываются приемы колонизаторов: «В пытках широко использовался электрошок, а также сигареты и огонь. Бутылки, оружейные стволы, ножи, змеи, ящерицы вкладывались в распоротые животы мужчин и во влагалища женщин» [80].
Свое послевоенное развитие в англосаксонском варианте идеи рабства получили в Конго, где Union Miniere добывала 80 % урана. Условия контракта предполагали добровольный выбор жизни за колючей проволокой, и Union Miniere не планировала содержать или лечить нетрудоспособных, контракт заключался на девять лет, после которых рабочий становился инвалидом и его выкидывали за границы колючей проволоки [83][84]. Таким образом, рабство, в изобретении которого видимо не обошлось без пытливых умов из Political & Economic Planning, становилось фактически добровольным.
Труд несовершеннолетних также не закончился с окончанием Нюрнбергского процесса над предприятиями Круппа, на какао-плантациях компаний Nestle, Cargill, Mars в республике Кот-д'Ивуар (Берег Слоновой Кости) работают дети начиная с 6–7 лет [58], как это было в концентрационных лагерях Круппа. Британский автор Кевин Бейлз пишет: «Как только человеческое сырье оказывается отработанным, его выбрасывают прочь и заменяют новым: восьмилетний ребенок в Кот-д'Ивуар не стоит и тридцати евро. Погибает он обычно через пару лет» [67].
Ненормированный труд не смущает владельцев компании в Читтагонте на юго-востоке Бангладеш, где 16-часовая смена по работе на утилизации судов, при которой нормы концентрации свинца превышают допустимые в 350 раз, оплачивается из расчета 1,5–3 доллара в день [73]. Концентрационные лагеря были лишь элементом «новой социальной справедливости», приближение которой предрекал герцог Виндзорский, и которая является неотъемлемой частью «нового порядка» в целом, продолжением которого стала США, которые «Human Rights Watch» назвала «тюремной столицей мира» [59].
«В Соединенных Штатах фашизм может развиваться настолько медленно, что большинство избирателей просто не будут знать о его существовании. Настоящие фашистские лидеры не будут походить на нынешних подражателей немецкого фюрера и итальянских кондотьеров, щеголяющих в серебряных рубашках. Это будут рассудительные господа в черных костюмах – выпускники лучших университетов, ученики Николаса Мюррея Батлера и Уолтера Липпмана» [44].
Американский писатель, журналист Уолдо Фрэнк в 1934 году
Американский ученый А. Джоуз уже в 70-х годах прошлого столетия предположил, что последняя четверть XX столетия «может стать золотым веком фашизма» [61], воплощенном в приватизированных тюрьмах в США, где в настоящее время проживает 5 % населения земли и 25 % всех заключенных планеты. Показательным примером является штат Калифорния, на территории которого с 1980 года был построен 1 университет и 21 тюрьма [64], а общий оборот тюремной системы превышает 70 миллиардов долларов [72].
