– Знаете, я понял, что такое советская власть, когда зимой 1968 года бывал у Корнея Чуковского в Переделкине. Привез последнюю книгу Бориса Зайцева «Река времен», только что изданную в Нью-Йорке, которую автор просил ему передать. Чуковский меня угощал, мы беседовали. Корнею Ивановичу тогда было уже далеко за 80. Он захотел пройтись со мной и сказал: «Рене, пожалуйста, если мы кого-то встретим, я скажу, что вы Герасимов, из Тамбова, аспирант, собираетесь писать обо мне». Великий детский писатель, крупный литературный критик, друг Блока, Гумилева, Ахматовой, Ремизова вынужден вот так унижаться и врать! По дороге мы встретили Роберта Рождественского, и Корней Чуковский, представляя меня, сказал: «Роман Герасимов, аспирант из Тамбова». Это все равно, что мы сейчас с вами сидим, разговариваем, ко мне заходит сосед, а я ему, представляя вас, говорю: «Это – друг моего друга из Италии». Бред! Хотя ошибочно думать, что во Франции полностью отсутствует доносительство.
– Цитата из «Окаянных дней»: «Сен-Жюст, Робеспьер, Кутон… Ленин, Троцкий, Дзержинский… Кто подлее, кровожаднее, гаже? Конечно, все-таки московские». Почему московские «подлее и гаже»?
– Французская революция произошла в XVIII веке. Что Бунину было до Дантона и Робеспьера! Давно ушедшие персонажи.
– Крови французские революционеры пролили достаточно. Не только Людовика XVI отправили на гильотину, но и многих других.
– Эти ужасные события не растянулись, как в России, на 70 лет.
– Восхищаюсь прозой Бунина, но, прочитав «Окаянные дни», пришел к выводу, что Иван Алексеевич в значительной степени не смог подняться над собственными сословными предубеждениями.
– Иван Бунин – интеллигент, русский патриот, который стал свидетелем ужасов братоубийственной гражданской войны. Он оказался пророком, ведь когда в 1925 году писал эту книгу, не знал еще, что впереди раскулачивание, коллективизация, ГУЛАГ, миллионы жертв. «Окаянными днями» Бунин хотел предупредить Запад об опасности большевизма, коммунизма. Довольно быстро он осознал, что французы забыли, как им, испугавшимся коммунистической пропаганды и бунтов на своих кораблях, пришлось ретироваться от берегов Крыма, так и не оказав помощи Врангелю. «Окаянные дни», может быть, и жестокая книга, но правдивая и, к сожалению, во многом до сих пор актуальная.
– Многие писатели-белоэмигранты, в том числе Газданов, стали масонами. Почему?
– Я хорошо знал Г.В. Адамовича и Ю.К. Терапиано, которые были масонами. Общался и с Гайто Газдановым. Для людей без подданства, с нансеновским паспортом масонство было дополнительной защитой и помощью, одним из способов выживания и интеграции.
– В Советском Союзе наверняка многие считали, что если и не все, то многие белоэмигранты работают на враждебную пропагандистскую машину, прекрасно благодаря этому устроены…
– Белоэмигрантов пустили во Францию, в частности, потому, что стране была нужна рабочая сила (во время Первой мировой войны погибло более миллиона французов). Русские приезжали работать по контракту из Болгарии и Сербии, где они сначала оказались. Им во Франции специально никто не помогал. Вначале французы смотрели на русских немного романтично: считалось, что русские таксисты в Париже – сплошь князья, генералы. Это оказалось, конечно, сильным преувеличением. Какое-то время популярностью у французов пользовались русские рестораны и кабаре, но и это быстро закончилось.
Понимаете, Франция в 1924 году признала СССР, и в Париж из Москвы приехал полпредом Л.Б. Красин. Советская пропагандистская машина при этом работала настолько эффективно, что даже многие французы искренне стали считать, что при царе в России народу было очень плохо, а когда пришли большевики, воцарился рай. Белогвардейцы же, убежавшие из рая, – осколки прошлого, отбросы. Представьте, как в этой ситуации чувствовал себя какой-нибудь подпоручик царской армии, врангелевец Иванов, работавший на одном из заводов Renault, где профсоюз был, само собой, коммунистический!
Белоэмигранты оказались не нужны даже французской тайной полиции Stlrete nationale. Я читал убогие отчеты Главного управления национальной безопасности МВД Франции, имеющие отношение к русским изгнанникам: из них видно, что его сотрудники даже не пытались вникнуть в то, кто это и почему, им это было неинтересно.
Только иностранный отдел НКВД по-настоящему интересовался белоэмигрантами. Похищение генералов Александра Кутепова, Евгения Миллера и подобные акции – это то, о чем стало широко известно, однако деятельность Москвы на территории Франции была гораздо значительнее.
– Но ведь та же «Русская мысль» финансировалась Фондом поддержки и развития демократии Конгресса США. Писатели-эмигранты там публиковались, получали гонорары.
– После Второй мировой войны, в которой Франция была союзником СССР, антисоветские издания были запрещены. Только в 1947 году французским правым профсоюзам разрешили открыть «Русскую мысль». Считалось, что русские эмигранты имеют право на свой печатный орган. У нее в ту пору было много читателей. Тогда достаточно было проданных 10 тыс. экземпляров, чтобы газета окупалась за счет одного тиража.
Да, в 1940-1950-е годы в «Русской мысли» печатались эмигранты первой волны – Б. Зайцев, А. Ремизов, Г. Адамович, В. Вейдле, Ю. Терапиано, Н. Арсеньев, но тогда американцы еще не имели к ней отношения. Финансирование этого издания, будем говорить прямо, ЦРУ началось только в 1970-е годы, когда большинства писателей белой эмиграции уже не было. Когда началась перестройка и стало ясно, что СССР уходит с позиции потенциального врага, американцы перестали давать деньги «Русской мысли». Одно время ее финансировал даже Ватикан. А сейчас это издание существует на российские деньги. Так что к белой эмиграции финансирование ЦРУ отношения не имеет.
О «либеральных ценностях»
– В интервью «Фигаро» в 1999 году русский философ Александр Зиновьев на вопрос: «Нет ли в не любимой вами сверхидеологии идей толерантности и уважения к ближнему?» – ответил: «Они применяют классическое правило пропаганды: прикрывать действительность сладкими речами. Однако достаточно включить телевизор, пойти в кино, открыть бестселлер или послушать популярную музыку, чтобы убедиться в обратном: беспрецедентном распространении культа жестокости, секса и денег. Благородные речи призваны скрывать эти три столпа (есть и другие) тоталитарной демократии». Вы не согласны с Александром Александровичем?
– В отличие от представителей первой эмиграции, которые уехали из России с любовью к ней, представители третьей – и Синявский, и Максимов, и Зиновьев – уехали с другим настроением. Они оказались в роли борцов с советским тоталитарным режимом. Их на Западе встречали как героев: переводили, печатали. Им помогали разные структуры – французские, американские, западногерманские. И у них здесь была вполне сладкая жизнь.
Синявский сразу купил под Парижем дом за миллион франков. Вывез редкие иконы. А кто ему разрешил? Оказалось, сотрудничал с чекистами. Здесь было громкое дело. Зиновьев тоже неплохо устроился. Ему была предоставлена должность профессора кафедры логики Мюнхенского университета. Он с семьей жил в Мюнхене, занимаясь научным и литературным трудом. Потом разочаровался в либеральных ценностях, но гостеприимством попользовался: у него тогда на Западе вышло около 20 книг на разных языках.
