В «Ользу» решили командировать Тересу и меня. И не было бы в этом никаких проблем, если бы не осложнения с нашими вещами. Наше путешествие длилось уже почти две недели, и вещи всех пассажиров так перемешались, что невозможно было с ходу понять, где чьи. Трижды пришлось мне и Лильке — каждой на своей машине — ездить туда и обратно, привозя необходимые предметы одежды и туалета, пока все не уладилось, да и то не сказать чтобы совсем: у Тересы оказалась ночная рубашка Люцины и полотенце тёти Яди, а в «фиате» вместе с Лилькой уехали мои тапки и зубная паста. Получила я их только на следующее утро.
За завтраком выяснились две страшные вещи. Одна из них была связана с тётей Ядей, вторая с отцом. Тётя Ядя элементарно перепутала дни. Она была твёрдо уверена, что сегодня — это вчера, и в Варшаву собиралась возвратиться только завтра. А тут вдруг оказалось, что вчера было вчера, и в Варшаве ей надо быть не завтра, а сегодня, и не столько из-за того, что закончился её отпуск — у неё ещё оставалось несколько отгулов, сколько из-за соседей, которые, уезжая в Румынию, оставляли у неё ключи от квартиры. А сегодня они возвращаются и, может быть, уже сидят на лестнице перед запертой дверью своей квартиры, ломая голову, что такое с ней, тётей Ядей, случилось.
Зная соседей, она, тётя Ядя, не сомневается — долго они ждать не будут, наверняка поспешат сообщить в милицию, что с их соседкой случилось несчастье, ведь только смерть заставит её нарушить данное слово.
А с отцом дело обстояло так: комнату для нас в Нисе он заказал не на завтра, а уже на сегодня.
Вот так и получилось, что из наших планов денёк отдохнуть у Лильки ничего не вышло. Столпотворение, начавшееся в дотоле спокойной квартире Лильки, трудно описать. Впрочем, нет худа без добра, обстоятельства вынудили свести столпотворение к минимуму. Поезд в Варшаву отправлялся через двадцать минут. В последний момент мне удалось втолкнуть в него тётю Ядю, которая уехала без своего халата, без зонтика, без билета и без денег. Впрочем, огорчалась она не из-за этого.
— Мои сниииимки! — отчаянно кричала она, продравшись к окну по головам пассажиров. — Я забыла пленкуууу! Мои сниииииимкиииии!
Я мчалась за двинувшимся поездом, чтобы она могла услышать меня и орала не своим голосом:
— Не волнуйся! Ничего с ней не сделается! Вернём тебе в Варшаве!
Кажется, до тёти Яди дошло, она перестала издавать отчаянные «иииии» и «уууууу» и понимающе кивнула головой, а потом помахала мне рукой. Я оставила поезд в покос и вернулась в Лилькину квартиру, где ещё бушевало эхо скандала из-за Нисы. Выяснилось — напрасно мы ругали отца, он просто вынужден был заказать комнату на сегодня, ибо на последующие дни её уже забронировали для каких-то иностранцев. А нам надо обязательно приехать в Нису сегодня, если не приедем — они подумают, что нам комната вообще не нужна, и завтра будет негде переночевать.
— А зачем ты заказывал на две ночи? — ярилась мамуля. — Что там такого в этой Нисе, чтобы провести в ней целых два дня?
— Сахарное печенье, — не расслышав, ответил отец. — А главное, пряники.
— И так тебе этих пряников захотелось?!
— У них новое оборудование, — соблазнял отец. — Можно осмотреть, очень интересно. Тереса наверняка не видела.
— Вот и говори с ним! — в отчаянии сказала мамуля. — У меня уже нервов не хватает. Спросите его кто-нибудь, зачем нам торчать в Нисе два дня. Опять притворяется глухим!
— Ну что ты придираешься! — вступилась я за отца. — Не два дня, а две ночи, день как раз получается только один. И мы сами решили так в Варшаве, вспомни! Сама подумай — сегодня мы приедем туда поздно. И что, завтра чуть свет опять ехать? А так в нашем распоряжении окажется весь день, поездим по окрестностям, там чудесные места, очень живописные. Можем сходить и на экскурсию на фабрику, что нам стоит, переночуем, выспимся и спокойно уедем на следующее утро. Будем чувствовать себя как на отдыхе, а не как на пожаре. Папа очень правильно все устроил!
Меня отец прекрасно расслышал.
— А я что говорю! — с торжеством закричал он. — Я же знал, что делаю!
— А я хотела несколько дней провести в Чешине! — не уступала мамуля.
— Не переживай! — утешала её Лилька. — Приедете ко мне ещё раз под конец вашего путешествия, тогда останетесь на несколько дней, поживёте подольше. Вам ведь все равно возвращаться в эти края, потому что Тереса обязательно хочет побывать в Ченстохове. Сделаете небольшой крюк. А я возьму неделю отпуска.
С помощью Лильки я наконец смыла с машины остатки рыбы, и мы могли отправляться в путь. Как я и предвидела, трассу до Нисы в сто пятьдесят километров мы преодолевали весь день, пользуясь в основном просёлочными дорогами.
Заказанные в Нисе апартаменты состояли из двух помещений, к счастью соединённых широкой дверью, так что перемешанные вещи можно было без особого труда сколько угодно переносить из комнаты в комнату. Примыкающий к комнатам санузел был предоставлен в полное наше распоряжение, кроватей и диванов хватило бы и на десять человек, не то что на пятерых. Тереса раскопала своё полотенце и первой отправилась мыться.
Отец в укромном уголке возился с удочкой, которую постарался незаметно принести из машины. Хоть он и получил официальное разрешение взять из дому удочку, — но только одну! — на всякий случай старался не попадаться с ней на глаза грозной супруге, по горькому опыту зная, чем это может закончиться. Впрочем, честно говоря, отец сам был виноват, в том, что у мамули выработалось стойкое неприятие его рыболовных принадлежностей. Произошло это много лет назад. Мы втроём возвращались из Чешина в Варшаву, отец, разумеется, с кучей своих удочек, и на вокзале в Варшаве взяли такси. И тут выяснилась страшная вещь: удочки в машину не вмещались. Сначала отец попытался разместить их в длину и чуть не выбил в такси лобовое стекло, тогда засунул их поперёк, выставив концы в оба окошка, и стал цеплять за проезжающие машины. Наконец, в отчаянии запихал их в такси по диагонали и попал мамуле в глаз! Мало того, вытаскивая их из машины перед домом, он удочкой сбил с мамули шляпу! Вне себя мамуля торжественно поклялась немедленно сжечь зловредные удочки, и отец в панике так хорошо их запрятал, что потом долго не мог отыскать. С тех пор ему разрешалось брать с собой в дорогу только одну удочку, да и то складную.
Мы не торопясь привели себя в порядок, не торопясь принялись за ужин, состоящий из купленных по дороге продуктов. Сидя за большим столом, мамуля извлекала из своей знаменитой торбы кучу вещей, съедобных и несъедобных.
— А это что такое? — удивилась она, вытащив большую льняную тряпку — не то подстилку, не то большое посудное полотенце. — Вроде у меня ничего такого не было. У Лильки прихватили?
Поскольку мамуля обращалась ко мне, пришлось отвечать:
— А я откуда знаю? Ты сама укладывала свою сумку, я мыла машину.
Мамуля, разумеется, тут же нашла виновного.
— Это, конечно, Янек. Что за наказание с твоим отцом! Янек, ты зачем забрал Лилькину подстилку?
