Катя замолчала, и Ирине стало неловко.
– Ладно, не дуйся. Я тебя покормлю, малыша моего посмотришь…
Когда они вошли в дом, Катя промямлила, что она ненадолго.
– Это как главнокомандующий решит.
Ирина быстро сняла сапожки и в одних носках побежала к телефону, даже пальто не сбросила, чтобы успеть до конца переменки, и доложила учительнице, что Катя у нее, и хорошо бы Гортензия Андреевна сразу после уроков присоединилась к ним.
В азарте она даже немножко забыла, что боится, а сейчас опомнилась и попросила Кирилла срочно сгонять в школу за Егором.
– Я правда не могу надолго, – Катя покраснела, – мне мальчик должен звонить…
– А не слишком ли бурную жизнь ты ведешь? Утром Ордынцев…
– Владимир Вениаминович только ради памяти тети Любы…
«Ну да, естественно, ради чего же еще», – усмехнулась Ирина про себя, а вслух произнесла:
– Какая проблема, набери ему сама и скажи, что ты у тетки.
– Как же я буду первая звонить?
Ирина поморщилась. Да, это проблема. Причем одна из самых глобальных проблем юности.
– Скажи ему, что тебя вызвали срочно сидеть с детьми. Если нормальный мальчик, то поймет, правда, Кирилл?
Муж, шнуровавший любимые высокие ботинки, оторвался от своего занятия и пожал плечами:
– It depends.
– В смысле?
– Первое свидание?
Катя кивнула.
– Тут варианты. Если бы я уже пять раз до твоего звонка позвонил, то норма, а если бы ни разу, то напрягся бы.
– С чего бы вдруг?
– Не могу объяснить, с чего, но напрягся б точно.
– Ну хорошо, а если не дозвонился, а она бы тебе так и не набрала? Это как? Ты бы обрадовался и решил, что она гордая и недоступная?
Кирилл засмеялся:
– Нет, так бы я решил, если бы на свидании я реально подкатил, а она бы не дала. А так подумал бы – нет и не надо.
– Спасибо за науку, – процедила Ирина.
– Да не за что, обращайтесь.
Кирилл убежал, наказав им сидеть тихо, как мышки, и никому не открывать.
Ирина взяла сына на руки. Володя заинтересовался гостьей, загукал, потянулся к ней ручками. Катя улыбнулась ему, и Ирина разрешила ей немножко подержать ребенка.
Что же делать? Не пускать Катю на свидание и, спасая ее, возможно, навсегда разрушить личную жизнь? Да-да, молодая, еще сколько хочешь таких мальчиков будет, ну а вдруг нет? Вдруг это была судьба? Если любит – поймет? С чего ради и почему юноша должен так уж сильно любить и понимать девушку, с которой еще ни разу не целовался, а просто она приглянулась ему?
– Не грусти, Катя, – вздохнула она, – сейчас Кирилл вернется, и мы его попросим сгонять к тебе домой, или вместе поедете, в общем, придумаем что-нибудь, не бойся.
– Правда?
– Ну, конечно!
Володя подергал новую тетю за косу, за воротничок и захотел обратно к маме. Ирина подхватила его и дала грудь. Маленький, теплый, уютный малыш, а оглянуться не успеешь, и вот тебе уже взрослый парень, бегает за такими вот Катями…
– Все решим, – повторила Ирина, – ты только не думай, пожалуйста, что это наш с Гортензий Андреевной заскок, все-таки с ума по двое не сходят.
Катя вздохнула:
– Гортензия Андреевна прямо как мама обо мне заботится. И вы тоже, но вам, наверное, неприятно, если я так скажу?
– Почему, наоборот, хорошо, – улыбнулась Ирина, подумав, что ее собственная мама в подобной ситуации сказала бы: «Люди серьезным делом заняты, а ты лезешь со своей ерундой! Рот закрой и делай, что тебе говорят, и так забот полно, не хватало еще с тобой цацкаться».
Неужели ей удалось прервать эту цепь и понять, что цацкаться с детьми – не самый тяжкий грех на свете, и уступать – признак не слабости, а силы, и заботиться о человеке – означает не только диктовать, что по твоему великому мнению ему необходимо делать, а иногда просто помочь достичь того, что нужно ему.
Да, кажется, удалось. Ирина улыбнулась и вдруг почувствовала, как соскучилась по маме.
Она включила Кате телевизор, но девушка сидела как на иголках. Ирина растрогалась, вспоминая это состояние юного безрассудства, когда кажется, что вся жизнь зависит от одного телефонного звонка и ради любви ты готова абсолютно на все.
Вернулись Кирилл с Егором, страшно гордым, что его забрали с последнего урока. Оставив Володю на мужа и гостью, Ирина бросилась в кухню наводить последние штрихи, как будто Гортензия Андреевна ехала сюда не с целью поимки шпиона, а исключительно для инспекции Ирининого хозяйства.
У нее оставалось немного отварной говядины от супа, так что, пожертвовав банкой майонеза, отложенной на день рождения Кирилла, Ирина сделала некое подобие оливье из мяса, яблока и вареной морковки и забросила в духовку наскоро замешанный творожный кексик.
Хоть немножко похоже на нормальный обед, а не просто скучные суп-второе.
Войдя и сняв пальто, Гортензия Андреевна сразу подошла к Кате и смерила ее суровым взглядом:
– Рада видеть тебя живой и здоровой, – отчеканила она, – ведь поскольку ты не слушаешься старших, могло быть совершенно иначе.
Катя только руками развела.
– Я вообще поражаюсь детскому негативизму, который у многих продолжается до сорока лет, – продолжала учительница, – говоришь, курить вредно, родители говорят – курить вредно, врачи, по телевидению пропагандируют отказ от употребления табака, Минздрав предупреждает на каждой пачке… Лавина полезной информации проносится мимо, не задев ни одной извилины. Но стоит какому-нибудь сопляку за гаражами сказать, что курить – это круто, все. Стоим, дымим. Так и ты, Катя. Сказали тебе никуда не ходить, а ты?
– Так это ж Ордынцев…
Гортензия Андреевна поджала губы.
Ирина позвала обедать.
За супом учительница сказала, что Кате нужно быть осторожной, как никогда раньше. До этого опасность была скорее умозрительной, но в ближайшие дни действительно надо поберечься.
– Зато потом все сразу наладится, – улыбнулась она.
– Гортензия Андреевна, ей надо сейчас, – вступилась Ирина.
После небольшой перепалки было решено, что к Кате едет Кирилл, ждет звонка, а заодно смотрит, не происходит ли чего подозрительного, и при малейшем шорохе вызывает милицию. Если молодой человек позвонит, он скажет, что Катя уехала к внезапно заболевшей бабушке и просила извиниться, что не сможет пойти с ним в кино.
– Два дня, детка, надо отсидеться здесь. Потерпи, я сразу сообщу, как только будет можно выйти на свободу.
Кирилл уехал, женщины оставили грустную Катю перед телевизором, а сами закрылись в комнате.
