То, что мы считаем вкусом, на самом деле преимущественно запах, и это достаточно легко проверить самостоятельно. Зажмите нос и сделайте глоток кофе. Сейчас вы почувствовали вкус. Отпустите нос и сделайте еще один глоток. Теперь вы снова чувствуете весь букет вкуса и аромата. Эспрессо на вкус горький, но пахнет как кофе.
Мартин продолжал рассказ и одновременно показывал путь аромата на примере губчатой плоти своей полуголовы. Еще раз представьте себе, что держите бокал вина. Прямо над поверхностью жидкости находятся микроскопические ароматические частицы, испаряющиеся с поверхности вина и поднимающиеся в воздух. С каждым вдохом ваш нос всасывает эти молекулы, и они поднимаются в верхнюю часть носовой полости – заполненного воздухом пространства за носом и глазами. Молекулы запаха, разные по форме и весу, достигают рецепторных клеток обонятельного эпителия, выстилающего носовую полость, и связываются с одним или более рецепторов. Сигнал о том, что «молекула достигла рецептора», поступает в обонятельную луковицу – важнейшую передающую станцию, преобразующую этот сигнал в понятную нашему мозгу информацию. «Животный характер, скотный двор, землистость», – сказали бы вы, если бы были Морганом. «Хм-м-м… лошадь?» – сказали бы вы, если бы были мной.
В отличие от звуковых волн, запахи передаются через химические реакции. Молекулы поднимаются на поверхность нюхаемого объекта и через обонятельные тракты проникают в наш организм. «Все, что нюхаешь, ты проглатываешь», – так звучит девиз Йохана. Хорошо, если мы говорим об ароматах розы или шоколадных трюфелей. А если речь о собачьих экскрементах? К тому моменту как ты ощутил запах, уже слишком поздно: химические вещества, испаряющиеся с поверхности экскрементов, успели вступить в контакт с эпителием носовой полости, откуда, как убеждал меня Йохан, они могут проникнуть в кровь и добраться до головного мозга.
– А это, к сожалению, – счел нужным уточнить он, – означает, что добрая часть того дерьма, которое мы нюхаем, может оказаться у нас в голове.
Вы продолжаете вдыхать запах вина, даже когда удаляете бокал от носа и набираете немного жидкости в рот. Вы наслаждаетесь вкусом, а ароматические молекулы тем временем атакуют обонятельные рецепторы – теперь уже через ротовую полость. Этот механизм называется ретроназальным обонянием. Глядя на мертвую голову, я отчетливо видела проходы, соединяющие заднюю часть ротовой полости с носовой. В ту секунду, когда вино потечет с языка в горло, его ароматы, достигнув развилки, могут резко свернуть вверх и помчаться обратно к обонятельным рецепторам.
Я заметила странный бледный нарост с нижней стороны фронтальной части мозга. На участке, расположенном сразу за глазами, находилось некое образование с закругленными краями длиной примерно 3,5 см и тонкое, как резинка. Было похоже на комок жвачки, приклеившийся снизу к мозгу.
– А что это там торчит? – спросила я у Мартина.
– А вот и она! – воскликнул он, словно встретил старую подругу.
Это была обонятельная луковица.
Для своих небольших размеров эта штука создает непропорционально много проблем. Именно в этой части нашего тела рождаются запахи. И здесь же начинается наш современный комплекс обонятельной неполноценности.
* * *
Еще в IV веке до нашей эры человечество поставило крест на своем обонянии. Это чувство «у нас… хуже, чем у многих животных, – заявил Аристотель в своем сочинении „О душе“. – Ведь человек плохо чувствует запахи и воспринимает только самые приятные или неприятные, потому что орган этого чувства неточен». Аристотель, первый ученый в истории, вынес свое суждение, и, хотя он не смог объяснить, почему у нас такой слабый нос, идея несовершенства человеческого обоняния прижилась и сдавать позиций не собиралась.
Научное объяснение появилось только в XIX веке благодаря работам французского хирурга, антрополога и вундеркинда по имени Поль Брока. Он родился в 1824 году неподалеку от Бордо, в семнадцать лет поступил на медицинский факультет Университета Франции в Париже, уже имея степени по литературе, математике и физике. Впоследствии он стал одной из самых значимых фигур в нейробиологии, обнаружив участок мозга, отвечающий за моторику речи, – двигательный центр речи, названный в его честь центром Брока.
Но ученые из Дрездена считают Брока смутьяном. Они не уверены в том, что нам стоит превозносить заслуги автора теории, почти двести лет тормозившей развитие их области исследования: он предположил – и якобы доказал, – что в процессе эволюции человек разучился нюхать.
Обоняние не было популярной темой среди современников Брока. Отношение к этому чувству было настолько пренебрежительным, что публиковались лишь «единичные работы, заслуживающие интереса», если верить отчету о тенденциях в медицине XIX века, составленному историками Энн Харрингтон и Верноном Росарио. Эти единичные работы в большинстве своем подтверждали, что данная тема не заслуживает более глубокого изучения. Утрата обоняния «причиняет разве что дискомфорт», утверждал один британский врач в своей статье, опубликованной в 1873 году в медицинском журнале The Lancet.
На фоне труда Дарвина «Происхождение видов» острота обоняния рассматривалась как утративший свою актуальность пережиток, оставленный нам первобытными предками. Ученые решили (весьма удобно для себя, надо сказать), что хороший нюх – навык, которым, по их мнению, не обладали ни они, ни их просвещенные коллеги, – утратил свою важность. Следовательно, рассудили они, с развитием цивилизации данный навык, возможно, был утрачен. «Жизнь в цивилизованном обществе и гарантированная возможность найти в своем окружении равных себе по уму… избавившая человека от необходимости обладать острым нюхом, сделала его менее чувствительным к явлениям окружающего мира, воздействующим на соответствующий орган чувств, который в результате частично утратил чувствительность, – писал в 1821 году французский анатом Ипполит Клоке по поводу обоняния. – У людей, не поднявшихся на высокий социальный уровень, наблюдается гораздо более острый нюх».
Однако именно Брока, большой сторонник теории Дарвина, сформулировал наиболее убедительные доказательства в поддержку той гипотезы, что современный человек «забыл», как нюхать. В своей парижской лаборатории Брока препарировал мозговое вещество птиц, рыб, шимпанзе, грызунов, выдр, людей и «морских банкиров» дельфинов. Он обнаружил закономерность: по мере эволюционного развития – от высших позвоночных до приматов и человека – лимбическая система (дугообразный участок среднего мозга, управ-ляюгций, как считалось в то время, обонянием) «регрессирует и атрофируется». Много лет она считалась мотором обоняния и, как думали, включала в себя маленькое, невыразительное тканевое образование под фронтальной долей полушарий головного мозга – обонятельную луковицу. Как и его коллеги, Брока заметил, что у высших приматов обонятельная луковица уменьшилась относительно размера всего головного мозга. Он обратил внимание на то (и за ним повторяли многие поколения учебников), что у животных, по общему представлению, обладающих превосходным чутьем, таких как крысы и собаки, обонятельная луковица занимает сравнительно большую часть головного мозга. Человеческая обонятельная луковица, в свою очередь, представляет собой ничтожно маленькую штучку по сравнению с общей массой серого вещества. Она практически такого же размера, как у крысы, а ведь наш мозг по размеру более чем в восемь раз превышает крысиный. Брока пришел к выводу, что эти данные иллюстрируют «уменьшение важности обонятельной функции» до такой степени, что «для цивилизованного человека чувствительность его органов обоняния… не имеет никакой практической жизненной пользы».
