Жирной точкой в этой истории стала работа хирурга Самюэля Поцци, восхвалявшая теорию его коллеги Брока. Он сформулировал доминирующее нынче убеждение, что, когда человек поднялся на две ноги, обоняние уступило пальму первенства зрению:
Животные перемещались на четырех конечностях – положение, благоприятствующее доминирующей роли обоняния. Примат встал на две ноги, человек поднял голову высоко над землей и устремил взгляд параллельно горизонту. Гегемония зрения сменила гегемонию обоняния…
Не любопытно ли, что анатом может по праву связать с этим фактом, вроде бы столь простым, развитие лобной доли полушарий головного мозга? Не менее любопытно, с той же точки зрения, обнаружить в человеческом мозге остатки свергнутого с престола органа – лимбической доли. Вместо того чтобы сформироваться во внушительного размера участок мозга, она уменьшилась до отдельных фрагментов, едва связанных друг с другом, иными словами, до кучки обломков.
Проще говоря, органы обоняния – это ненужный хлам. И чем лучше ты чувствуешь запахи, тем менее ты, очевидно, развит. Теория превратилась в прописную истину и пошла гулять из поколения в поколение. А вот собравшиеся на конференции эксперты утверждали, что она ошибочна.
* * *
– Лично я считаю мифом, что мы утратили способность чувствовать запахи. И точка, – сказал Йохан Лундстрем, нейробиолог.
Мы болтали с ним в перерывах между лекциями, и, откусывая маленькие кусочки от сэндвича с ветчиной, он заметил, что ломтик мяса был бы куда более ароматным, если бы имел более яркий цвет, вроде неоново-зеленого. Йохан, специализирующийся на мульти-сенсорном восприятии и хемосенсорике, разрывается между нейробиологическими лабораториями в филадельфийском Центре Монелла и Каролинского института в Стокгольме, на родине Нобелевского комитета. (Какое-то время он также работал научным ассистентом у Томаса Хуммеля.) Большую часть времени Йохан наблюдает за мозгом людей, пока они что-то нюхают и пробуют на вкус.
Все данные его исследований указывают на ошибочность выводов Брока: что обоняние почило с миром, когда мы поднялись на две ноги, что люди плохо распознают запахи, что обоняние не имеет практического значения для нашего «цивилизованного» существования.
От его слов мне показалось, что я вдруг стала лучше чувствовать запахи. Интересный эффект: даже делать ничего не пришлось.
Действительно, по сравнению с другими животными, у людей меньше активных генов обонятельных рецепторов. (Эти гены кодируют и продуцируют наши обонятельные рецепторы, которые, как вы помните, контактируют с содержащимися в воздухе ароматическими молекулами и заставляют нас чувствовать запахи.) Таких генов у нас тысяча, но лишь 350 из них активны – что намного меньше, чем, скажем, тысяча активных генов у крыс и мышей. Брока с коллегами, наверное, были бы счастливы узнать, что для объяснения этого факта ученые XXI века прибегли к логике своих предшественников из XIX века. По их мнению, гены обонятельных рецепторов попросту отмерли с развитием у нас полноцветного зрения.
Хотя сократившаяся численность генов и жалкий размер обонятельной луковицы могут намекать на то, что в обонянии мы не сильны, новейшие исследования в области поведенческих реакций показывают обратное. Наше обоняние намного острее, чем было принято считать, – возможно, отмечает Йохан, потому, что никто никогда не давал себе труда систематически измерять наши обонятельные способности, в том числе сам Брока. Ученые пока не нашли объяснения остроте нашего обоняния, но одна популярная теория берет за основу те же аргументы, которые использовал Брока, только делает на их основе противоположные выводы: у нас действительно лишь несколько сотен генов обонятельных рецепторов и относительно небольшая обонятельная луковица. Но этот механизм подпитывается более продвинутым, более крупным мозгом, компенсирующим любые потери в размере. «Обонятельная обработка сложных ароматов, таких как запахи многокомпонентных блюд, не ограничивается ресурсами крошечного участка мозга, а задействует всю его возросшую вычислительную мощность», – пишет нейробиолог Йельского университета Гордон Шеперд в статье для PLoS Biology.
Йохан обратил мое внимание на работы Маттиаса Ласка, биолога Линчёпингского университета в Швеции. Его исследования показали, что человек обладает гораздо более чутким обонянием, чем многие животные, чьим нюхом мы всегда восхищались. Например, говорят, что крысы – такие гениальные нюхачи, что способны находить по запаху наземные мины и туберкулез. «Нам даже трудно представить себе, каков их мир, ведь наше обоняние так несовершенно», – сокрушается автор статьи на одном из сайтов для фанатов этих грызунов. На самом деле мы вполне можем себе это представить: Ласка проанализировал все имеющиеся данные, отслеживающие чувствительность человеческих органов обоняния к низким концентрациям различных запахов, и установил, что люди часто превосходят представителей животного мира, давно записанных в число супернюхачей: мышей, ежей, землероек, свиней и кроликов, а также крыс, которых мы обошли по тридцати одному из сорока одного протестированного запаха. К пяти из пятнадцати проверенных ароматов человеческий нос оказался даже чувствительнее собачьего.
– Если сравнить наше обоняние с обонянием других животных, у большинства из них мы, оказывается, выигрываем по всем статьям, – сказал Йохан.
В одной из своих лекций Томас Хуммель представил результаты любопытного исследования. Его авторы устроили соревнование между студентами и хорошо обученными охотничьими собаками, чтобы проверить, смогут ли студенты пройти по ароматизированному следу так же, как их четвероногие друзья выслеживают по запаху оленя или фазана. Собаки, относящиеся к категории животных со сверхчувствительным обонянием, которых Брока назвал макросматиками, почитаются за способность находить по запаху деньги, бомбы и некоторые виды рака – то, что обычно не ассоциируется у нас с какими-то конкретными запахами. Люди, в свою очередь, могут неделю не выносить мусорное ведро с гниющими остатками еды. Организаторы эксперимента «упаковали» испытуемых так, чтобы лишить их всех чувств, кроме обоняния. Студентов нарядили в комбинезоны с длинными рукавами, перчатки, заклеенные темной лентой очки, наушники, сапоги и наколенники. Последние немного спасали от дискомфорта – но не от униженного человеческого достоинства – при ползании по земле на четвереньках с низко опущенной головой и задранным задом. Испытуемых выпустили на травяное поле, где исследователи создали ароматический след с помощью шоколадного эфирного масла, и дали задание дойти по запаху до установленного конечного пункта. В своей лекции Томас сопоставил траектории собаки, вынюхивающей птицу, и человека, вынюхивающего шоколад: как и собака, человек перемещался зигзагом, пересекая линию ароматического следа, пока не добирался до цели. Ученые пришли к выводу, что «длительное обучение привело бы к дальнейшему увеличению скорости выслеживания» и, возможно, к появлению нового типа компаньона для охоты.
Кроме того, подобно животным, мы способны улавливать носом тревожные сигналы, поступающие из окружающей среды. Обоняние, словно система аварийной сигнализации организма, постоянно настроено на обнаружение угрозы и незаметно регулирует наше поведение в соответствии с получаемыми сигналами. Например, было установлено, что запах женских слез снижает сексуальное возбуждение у мужчин. Йохан обнаружил, что мы умеем отличать здоровых людей от больных исключительно по запаху их тела; возможная причина развития такой способности – избежание встречи с инфекцией. И, разумеется, мы чувствуем запахи, явно свидетельствующие об опасности – такие как дым или газ, – еще до того, как их увидим.
